Вениамин Каверин - Старший брат

«Будучи в одном из северных лагерей, я узнал, что олений мох – ягель – содержит много углеводов, и организовал довольно значительное производство дрожжей, используя обработанный соответствующим образом олений мох в качестве среды для их размножения. Дрожжи были очень важным продуктом в наших условиях, главным образом, как источник витаминов. При подкожном введении они оказывали весьма благоприятное действие на тяжелые авитаминозы и дистрофии, в которых не было недостатка. Мои дрожжи спасли немало жизней. Затем я узнал, что из ягеля можно делать спирт, что было известно еще с конца прошлого века. В военных условиях казалось целесообразным использовать громадные на севере запасы ягеля для приготовления спирта, экономя картофель и зерно, из которых, главным образом, производили тогда спирт. Я и написал об этом начальнику довольно обстоятельную записку с соответствующими выкладками. Между тем подкожные инъекции дрожжей для лечения авитаминозов и дистрофий начали применять и в других лазаретах.

Среди многих других трудностей, которые нужно было преодолеть для расширения дрожжевого производства, отсутствие пробок для закупорки бутылок было наиболее серьезным. Вместе с чл. – корр. АН проф. П. Н. Лукирским мы научились обрабатывать кору некоторых деревьев так, что она становилась эластичной на 2–3 недели. Этого было достаточно, чтобы послать дрожжи в соседние лазареты. Всем этим заинтересовалось санитарное начальство лагеря, и по моему предложению был устроен съезд лагерных врачей, на котором в числе других вопросов обсуждался и вопрос о подкожном лечении дрожжами. Съезд происходил за Полярным кругом и проходил очень оживленно и интересно».

За этим скупым рассказом открывается многое.

Через несколько лет после войны, отдыхая в санатории «Малеевка», я чем-то заболел. Пришла сестра, пожилая, с тихим голосом, сделала мне укол и вдруг спросила:

– А как поживает Лев Александрович?

Удивленный, я ответил, что все хорошо, здоров и работает, а потом, в свою очередь, спросил:

– Откуда вы его знаете?

– Ну как же не знать человека, который спас мне жизнь? – отвечала она.

В лагере она связалась с уголовниками, хотела уйти от них, они грозили убить – и убили бы, если бы Лев не взял ее санитаркой в больницу. Это было опасно для обоих.

Глубоко сожалею, что не сохранилось письмо чл. – корр. АН П. Н. Лукирского – я получил его в годы войны. Он с такой теплотой отзывался о Льве, что, читая письмо, я с трудом удерживался от слез. Физически спасли Лукирского дрожжи из ягеля, а психологически – это было несравненно важнее – мой брат, вернувший ему любовь и волю к работе и жизни. Он вышел на свободу годами двумя прежде, чем Лев.

Быть может, найдутся читатели, которые упрекнут меня в пристрастной оценке его личности – все-таки брат! Но у кого еще хватило бы энергии, чтобы, положив начало медицинской вирусологии в Советском Союзе, повернуть к дрожжам, к производству спирта из ягеля – словом, к делу, о котором он до тех пор не имел никакого понятия? Он и в своих мемуарах пишет о лагерной жизни не как зэк, сосланный за измену родине, а как научный работник, откомандированный на Печору для экспериментального изготовления витаминов.

Я помню одно из его писем к З.В., кажется, в зиму 1942 года. Трудно было поверить, что оно написано человеком, которого вырвали из привычного круга людей науки, унизили, уничтожили, сломали. Как бы не так! В своем письме Лев поэтически рисовал красоту северной природы и цитировал любимое стихотворение Фета:

…И плачу я, как первый иудей,

На рубеже страны обетованной.

Как виден был в этом письме Лев с его способностью находить хорошее в дурном, с его юношеским, гимназическим, романтическим отношением к жизни! Эти черты как-то естественно соединялись в нем с деловитостью, с административной хваткой. В противном случае едва ли удалось бы ему устроить первый в истории человечества медицинский съезд за Полярным кругом, прошедший «оживленно и интересно», Еще бы! Нетрудно представить себе, каким событием был этот съезд в жизни врачей, перенесших муки унижений и теперь размышлявших вслух, как помочь отторгнувшей их, оскорбившей их стране.

Но вернемся к мемуарам Льва.

«После моего доклада меня вечером вызвали к начальству и, сообщив, что на следующий день я должен ехать в Москву, ясно намекнули, что на пересмотр дела. Меня повез начальник одного из отделов управления лагеря…