Ирина Чутчева - Целитель

Маму Василия, моего отца, звали Анна. По происхождению она была украинкой с польскими корнями. Бабушка очень любила свою маленькую внучку, бóльшую часть времени она уделяла мне – играла и гуляла. Зарабатывала Анна тем, что жарила семечки, – они получались у неё очень вкусные, – и продавала стаканчиками. Она сажала меня с собой рядом на подушечку, и, когда я своими маленькими ручками набирала семечки в кулачки и высыпала на землю, чтобы покормить птичек, баба Анна прощала все шалости. Она не ругала, а улыбалась мило и говорила: «Пусть дитятко играет».

Василий, мой отец, работал бригадиром на арбузной бахче и развозил арбузы на грузовой машине по магазинам. Он безумно любил меня, – вспоминает мама, рассказывая о моём детстве. Папа каждую минуту хотел быть рядом со мной, он всячески заботился и бесконечно играл, наслаждаясь присутствием маленькой дочки и наблюдая за её развитием. Даже на обед он приезжал для того, чтобы побыть со мной.

Однажды папа, как обычно, приехал в обеденное время на своей бортовой машине. Он поставил её во дворе, а вернувшись к грузовичку, обошёл его вокруг, внимательно осмотрев со всех сторон, потому что во дворе часто играли дети, даже малыши зачастую бегали без присмотра родителей. Отец сел в машину, включил зажигание и тронулся с места. В этот момент до него донёсся душераздирающий крик ребёнка. Папа выскочил из машины и увидел девочку пяти лет, соседскую дочку, которая попала под колесо. Ужас охватил его. Он взял малышку на руки и отвёз в больницу, но девочка не выжила.

Для всех событие стало трагедией. Отец не мог себе простить этого и очень переживал, а чуть позже его осудили и посадили в тюрьму. Мы с мамой почти каждые выходные ездили к папе в тюрьму, чтобы он мог побыть с родными, отвлечься и поиграть со мной. Мама передавала ему одежду, еду, сигареты и то, что разрешали передавать заключённым.

Отбывая срок, папа так и не смог простить себе смерть ребёнка. От сильных переживаний он тяжёло заболел, смертельный диагноз звучал так: «рак». Тяжелобольного отца по состоянию здоровья досрочно отпустили домой. Здоровье же с каждым днём покидало его, вскоре он не мог даже встать с кровати.

Мама работала за двоих, часто бегала на рынок купить то, что просил отец, чтобы сделать ему приятно, но, когда приносила, он уже не хотел это есть. Вскоре он стал совсем отказываться от еды. Тогда мама поняла, что её супруг уже не поправится и покинет этот мир. Она уходила в другую комнату и плакала; она пряталась, чтобы он не видел её слёз и лишний раз не расстраивался.

Мне тогда шёл пятый год. Я приходила к отцу, садилась рядом с ним на кровать, и мы разговаривали. Для него наши беседы были и утешением, и горечью одновременно, потому что он осознавал, что скоро умрёт, и не увидит свою дочь повзрослевшей. По его щекам текли горячие слёзы, а я, не понимая, отчего он плачет, говорила: «Не плачь», – вытирая слёзы с его щёк.

Через полгода отца не стало. Мне исполнилось 5 лет. После его кончины мама решила переехать со мной в Московскую область к родителям и близким ей родственникам. В Ростове её ничего больше не держало.

Мама устроилась на работу в аптеку кассиром, чтобы прокормить себя и меня. Поэтому забота обо мне и воспитание легли на плечи бабушки и дедушки – маминых родителей. Бабушка Серафима была человеком набожным, христианкой, и много рассказывала мне об Иисусе Христе, Пресвятой Богородице, Николае Чудотворце и других Святых Угодниках, и о тех чудесах, которые происходили с людьми в послевоенные годы. Я слушала с восторгом, задавала вопросы, интересующие не каждого взрослого, порой бабушка даже не знала, как ответить мне.

«Помню случай, – рассказала она, – который произошёл в послевоенные годы. В новогоднюю ночь с 31 декабря на первое января у одной девушки собралась компания. Её звали Зоя. Все молодые танцевали парами, а хозяйка осталась без жениха, – её парень по имени Николай не пришёл на вечеринку. Зоя сидела скучала, немного подвыпила вина и решила взять икону Николая Чудотворца, задумав с этим Святым, с тёзкой её друга, станцевать. Дело было в Самаре, раньше город назывался Куйбышев.

Товарищи отговаривали её от безбожной идеи, объясняя, что это большой грех, но она не обращала внимания на аргументы, дерзко заявив: «Если есть Бог, пусть меня остановит». После этих слов она застыла, замерла на месте. Молодежь испугалась, некоторые стали трясти Зою, но она стояла холодная и неподвижная. От ужаса компания бросилась врассыпную из избы. Кто—то из ребят успел вызвать скорую. А когда приехавшая врач попыталась сделать Зое укол, иглы гнулись и ломались, будто их втыкали в камень. Медики хотели перенести девушку на кровать, но не смогли сдвинуть её с места, – она словно приросла к полу.