Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I

А вот остальная мебель была просто необходима. Если теперь каждый член семьи имел свою кровать с соломенным тюфяком, то и стульев, и столов, и всего прочего явно не хватало.

Пришлось Борису тщательно обследовать почти все полуразрушенные казармы. После долгих поисков он сумел найти большой, довольно целый стол, который был превращен в обеденный, за ним же потом ребята готовили уроки. Нашел он также несколько совсем исправных тумбочек, которые перетащил на себе, их расставили у кроватей. Были разысканы и табуретки, и даже какой-то старый канцелярский шкаф, который превратили в гардероб. Кухонный стол из нескольких досок сделал отец, он же соорудил и кухонные полки для имевшейся посуды, и для книг Борису и младшим детям. Конечно, с современной точки зрения и квартира, и её обстановка не соответствовала никаким, даже минимальным требованиям, но тогда все в семье Алёшкина были довольны и рады.

В то время многие из советских служащих, особенно тех, которые, как Алёшкины, были вынуждены столько перетерпеть, жили не лучше их. Между прочим, такая неприхотливость к квартире и обстановке так и осталась у Бориса Алешкина, и уже гораздо позже, когда он имел возможность сделать своё жилище благоустроеннее и комфортабельнее, приобрести хорошую мебель и т. п., он этого так и не делал, сохраняя какое-то пренебрежение к ней.

А в то время большинство таких семей, как Алешкины, думали лишь о том, чтобы все были сыты, сносно одеты и обуты…

Но вот наступило чудесное приморское лето, стояла тёплая, мягкая погода, и лишь иногда с залива подымался густой туман, закрывавший вершины сопок. Иногда туман опускался ниже, и тогда даже в нескольких шагах ничего не было видно… Борис быстро акклиматизировался в своей новой семье, знакомых сверстников у него еще пока не было. Гетун, с которым он познакомился, был часто занят на службе, да и жил он теперь от квартиры Алёшкиных довольно далеко. Поэтому паренёк все свое время отдавал домашним делам и прежде всего своим младшим братишкам. Люся, более старшая и более тугая на подъём, предпочитала сидеть за книжкой дома, а Боря-маленький и Неня вместе со своим новым старшим братом целыми днями бродили по гарнизону, по окружавшим его сопкам и по недостроенным фундаментам зданий. В тот год почти все казармы гарнизона, а их было несколько десятков, и большинство из них представляли собой большие двухэтажные здания, еще пустовали. Многие из казарм имели следы пребывания чужеземных войск, и весь этот мусор, состоявший из старых конвертов, патронов, каких-то ящиков и обрывков солдатской амуниции, очень интересовал ребятишек, и, конечно, в первую очередь старшего. Они могли целыми днями в нём ковыряться и собирать различные мальчишеские сокровища, которые большинству взрослых показались бы никуда негодным мусором.

Кстати сказать, чуть ли не с первых дней Борю-старшего называли в семье Бобли, как прозвал его Женя, которому было трудно выговаривать длинные слова Боря-большой, и который, в отличие от младшего, которого звал просто Боля, прозвал так старшего. За Борисом-большим так и сохранилось это прозвище на долгие годы.

Собирая все эти пряжки, ремешки, склянки, банки, патроны и разную прочую дребедень, дорогую мальчишеским сердцам, они тащили эти «сокровища» домой и складывали в одном из углов кухни, чем вызывали справедливое негодование матери, однако пока терпевшей этот воинский склад, как она его называла.

Почти на каждом конверте, найденном в казарме, были наклеены или японские, или китайские марки, для Бобли это было настоящим открытием: ещё в Темникове он начал собирать марки и, хотя и не увлекался этим до такой степени, как многие из его друзей, но тем не менее понимал, что эти марки для его темниковских и кинешемских «марочников» составляли бы предмет самых затаённых желаний. Одну из похожих марок он видел в коллекции у кого-то из самых страстных любителей, и тот уверял, что таких марок в России не достать, а тут… Их было такое множество и самого разнообразного цвета, хотя почти все с более или менее одинаковыми рисунками или изображением китайской джонки или пагоды, или солнца. Их стоимость обозначалась иероглифами, понять которые он, конечно, не мог. Он тогда еще и не знал, что марки собирают не только ребята, но и взрослые, что это развлечение или увлечение имеет даже специальное название, и что людей, собирающих марки, называют филателистами, всё это он узнал через много лет, а пока же вместе со своими братьями старательно сдирал марки с конвертов, найденных в казармах, причем делал это так, что от некоторых марок оставались только клочки, которые, однако, вместе с целыми старательно наклеивал в альбом. Самодельный, привезённый еще из Темникова. Скоро весь альбом был уже заполнен, и все вновь добываемые марки складывались в большую жестяную коробку из-под какого-то японского печенья, тоже найденную в одной из казарм.