Лариса Кириллина - Бетховен

Людвиг успел не только попрощаться с ней, но и провести последние месяцы у её постели. Впрочем, подолгу сидеть с больной у него, вероятно, не было времени. На юношу, помимо службы в капелле, свалились все заботы о семье, к чему он был не вполне готов ни по возрасту (17 лет ему исполнялось лишь в декабре, а сам он полагал, что даже и не 17, а 15), ни по душевному строю. Его распирало от мыслей и чувств, о которых он не мог рассказать никому, да и не к месту всё это было ни в кругу старших коллег, ни дома, где лежала умирающая мать, вечно ссорились между собой младшие братья и надрывалась плачем годовалая сестрёнка Гретхен.

О том, что пришлось пережить юноше (по нынешним меркам, мальчику, почти ребёнку) в ужасное для него лето 1787 года, говорит самое раннее из его сохранившихся писем, адресованное советнику Йозефу Ульриху Иоганну фон Шадену в Аугсбург и датированное 15 сентября 1787 года:

«Я застал свою мать ещё в живых, но в самом немощном состоянии. У неё была чахотка, и после долгих страданий и мук она наконец около семи недель тому назад умерла. Она была мне такой доброй любящей матерью, лучшим моим другом. О, кто был счастливее меня, когда я мог ещё произносить сладостное слово — мать, — и знать, что оно услышано! Кому я могу сказать его теперь? Немым её обликам, которые рисует мне моё воображение? С той поры, как я вернулся сюда, на долю мне выпало мало завидных минут…»

В Аугсбурге Бетховен останавливался по пути в Вену и обратно. Судя по тому, что он успел завести там кое-какие знакомства, остановка была не совсем мимолётной. Возможно, Людвиг там просто застрял из-за отсутствия средств. Добрый человек фон Шаден не остался равнодушным к злоключениям юного путешественника и не только пригрел и приободрил его, но и дал ему в долг 27 флоринов. Много это или мало — смотря как судить. Для какого-нибудь подёнщика это были большие деньги (семья Моцарт платила в 1784 году своей служанке Элизабет всего 12 флоринов в год). Состоятельный адвокат, каким был Шаден, мог расстаться с такой суммой достаточно безболезненно. Возможно, его побудила к великодушию жена, Мария Анна, которая была хорошей пианисткой и даже сама немного сочиняла музыку. Мы не знаем, был ли в итоге выплачен долг; в письме Бетховен рассказывал Шадену о тяжёлых обстоятельствах своего существования после смерти матери и просил прощения за то, что пока не в состоянии вернуть деньги.

Возможно, долги Людвига были покрыты из казны князя-архиепископа. Однако это не могло спасти семью от грозившей ей нищеты. Летом 1787 года Иоганн ван Бетховен подал прошение о выплате ему авансом 100 рейхсталеров, но эти деньги быстро улетучились. Иоганн с тремя сыновьями жил теперь не в просторной квартире на Рейнгассе, где можно было даже устраивать маленькие концерты, а в крохотном домике на Венцельгассе (вид этого жилья известен лишь по рисунку; ныне мемориальная доска помещена на другом здании, выстроенном позднее, — впрочем, и новый дом выглядит совсем миниатюрным). Хуже всего, однако, была не сама бедность. По-видимому, именно после смерти жены и маленькой дочери (годовалая Мария Маргарета умерла 25 ноября 1787 года) Иоганн начал быстро превращаться в запойного алкоголика. Дело иной раз доходило до того, что пьяного Иоганна забирала полиция, и Людвигу приходилось вытаскивать отца из околотка, давая заверения, что такого больше не повторится. Старшие коллеги, и прежде всего Франц Антон Рис, пытались помочь семье, но вразумить Иоганна было уже невозможно.

Через два года после смерти Марии Магдалены, осенью 1789 года, в придворную канцелярию от имени Людвига было подано прошение об увольнении Иоганна со службы и о передаче его жалованья старшему сыну. Неизвестно, был ли инициатором столь отчаянного шага сам юноша или кто-то из его друзей и покровителей. Наверное, составить грамотный текст ему в любом случае помогли. Людвиг всегда был не в ладах с канцелярским слогом.

Курфюрст, вероятно, был бы рад избавиться от ставшего непригодным к службе певчего, однако он понимал, что без жалованья Иоганна трое братьев просто не выживут. Первоначально Марк Франц принял решение вообще выслать Иоганна из Бонна в сельскую местность. Однако то ли в результате покаянных просьб тенориста, то ли после того, как старший сын взял его на поруки, решение князя было смягчено. Иоганн остался при сыновьях и даже приходил получать половину своего жалованья самолично — но, практически не отходя от кассы, должен был вручить все деньги Людвигу, официально признанному теперь главой семьи и кормильцем братьев.