Лев Савров - Оставаться собой

А теперь поговорим о моём самом близком приятеле с точки зрения препровождения времени вместе Валерке Перемутовым, которого все звали просто Перемут. Он жил на нашей улице через дом дальше по этой же стороне, но проводил почти все летние дни у меня, поскольку его жилое строение представляло из себя огромную домовину с мезонином, настоящую «Воронью слободку» (см. Ильф и Петров «Золотой телёнок»), в которой жило минимум семейств шесть. Кроме кучи детей мал-мала меньше, в этом гадючнике, ничего не было, а вот в пристройках, кладовках, чуланах и чердаке нашего домика, в ларях, плетёных корзинах полутораметровой высоты и многочисленных старинных шкафах со стеклянными дверцами каких, с нашей точки зрения, сокровищ только не было.

Перемут в образовании был тупой. На год старше меня, он пошёл в первый класс школы, естественно, годом раньше. Оставшись на второй год, отучился ещё раз в первом классе вместе со мной, а затем, когда я перешёл во второй класс, повторил первый ещё раз, только тогда его со скрипом перевели, наконец, во второй. Но по практической сметке я никого из окружающих меня тогда детей и рядом поставить не могу. Обследовать углы, порыться в свалках, закоулках чужих дворов и обязательно найти что-нибудь, годное пустить в дело, сдать в пункт приёма вторсырья, выгодно втюхать доверчивым мальчишкам и девчонкам – вот его стихия! Я представлю несколько эпизодов, связанных с ним, чтобы показать незаурядность этого пацана.

ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ

Мне четыре года, ему пять. Я почти на голову выше и в два раза крепче. Давно умею плавать, а он нет.

– Научи меня, наконец, плавать, – требует он.

– Ладно, – отвечаю я, – только это будет жёсткий вариант.

– Мне всё равно.

– Тогда пошли на котлован.

До войны в Рыбинске хотели всё же построить мост, и с нашей посадской стороны заключённые вбили в дно реки вереницу опорных железных свай и в продолжение этого ряда на нашем же берегу вырыли огромный и глубокий котлован с крутыми стенами, который при высокой воде, сбрасываемой из водохранилища, заполнялся почти полностью. Вода в нём была значительно теплее проточной волжской. Поэтому купальный сезон мы всегда открывали там. Стройку, конечно, забросили, в сиротливом котловане голодала заброшенная спускаемым валом воды рыба, хватавшая даже пустой крючок, и квакали немереные колонии лягушек.

Мы с трудом спустились по крутому откосу к кромке воды, которая тускло светилась жирным малахитом, жуткая глубина ощущалась уже в метре от края глинистого берега.

– Снимай штаны и рубашку, – сказал я.

Как только он стянул рубаху через голову, я резким толчком отправил его в эту глубину. Он вынырнул, отплёвываясь, и стал тонуть, пуская пузыри. Я прыгнул в воду и вытащил его на сушу.

– Отдышался?

– Вроде да, – ответил он, кашляя.

– Тогда валяй дальше, да шевели лапами.

И я столкнул его в воду снова. На пятый раз он приплыл к берегу по-собачьи сам.

– Вот и научился, пошли ко мне, пожрём, бабушка Аня пироги с морковкой испекла.

– Это здо́рово, – заметил он спокойно, – обожаю пироги с морковкой.

ЭПИЗОД ВТОРОЙ

Июль, жара. Мне шесть лет, ему семь. Мы на нашем берегу валяемся на песчаном пляже, лень даже пальцем пошевелить. Я совершенно обгорел со своим красным загаром, спина болит, а ему, смуглому, хоть бы что. Кстати, нашёлся способ лечения ожогов. Увидев мою спину, баба Лида обмазывала всего меня сметаной. Не успевала она удалиться, тут же подскакивал Булька и начисто слизывал с меня всю сметану. Язык у него, видимо был целебный, сразу становилось легче. Баба Лида удивлялась куда так быстро исчезала сметана и снова обмазывала меня. Булька тоже только того и ждал. Подвергшись операции намазывания и слизывания, обычно на следующий день моя кожа приходила в норму до следующего сгорания.

Итак, жарища и полная лень. Пора развлечься.

– Перемут!

– А?

– Жуй слона! Давай переплывём Волгу.

– Давай, – спокойно отвечает он.

– Из наших вроде никто ещё этого не делал.

– А на фига им.

– Вот мы и будем первыми.

В одних трусах мы бредём к грузовой переправе и проникаем на паром, спрятавшись за здоровенным возом сена. Паромщику и матросу-чальщику, впрочем, в такую жару тоже всё до лампочки. С парома-то мы уже нырять приловчились. Спрячемся среди возов, подождём, пока он отойдёт метров на двести от нашего берега, а потом с гиканьем и хохотом выскакиваем и сигаем с борта в Волгу, выгребая затем к нашему берегу. Ещё было удалью встречать паром с того берега. Он идёт быстро, надо рассчитать его и свою скорость так, чтобы выплывая ему навстречу, не промахнуться и точно попасть на деревянное рулевое перо и успеть за него зацепиться. Паромщик матерился, но поделать ничего не мог: мы отцеплялись метров за пятьдесят до причаливания.