Александр Яковлев - Александр II

12 декабря семилетний великий князь Александр Николаевич был провозглашен наследником престола. Ему сказали об этом, строго предупредив, что пока об этом никому говорить нельзя, и подавленный тайной взрослых мальчик долго плакал.

В тот день для составления манифеста по указанию Николая был приглашен Карамзин. Представленный им текст не понравился, там было слишком много похвал прошедшему царствованию и излишек обязательств царствования наступающего. Манифест переделал Сперанский 13 декабря, ночью его отредактировал Николай и подписал, но пометили манифест задним числом – 12 декабря. К нему были приложены бумаги из тайного пакета и пришедшее накануне письмо великого князя Константина Павловича императрице Марии Федоровне и великому князю Николаю Павловичу о его отказе от прав на престол, помеченное 3 декабря.

Наступила полночь, но нового государя ждал Государственный Совет. Николай медлил. Ему хотелось пойти в Совет вместе с братом Михаилом, а тот не спешил. То были дни и ночи быстрых решений. Николай взял бумаги, императрица-мать благословила его, и он пошел. Через полчаса вернулся и обнял жену. Их поздравляли и впервые называли «Ваше Величество».

В этот же день на квартире Кондратия Рылеева, чиновника Российско-американской компании, собрались заговорщики. Давно было решено, что момент выступления следует приурочить к смене царствования. «Случай удобен, – говорил Иван Пущин. – Ежели мы ничего не предпримем, то заслужим во всей силе имя подлецов».

Был выработан план: отказавшиеся присягать полки выводить на Сенатскую площадь рано утром. Силой оружия заставить Сенат объявить существующую власть низложенной и одобрить Манифест к русскому народу. Диктатором избрали князя Сергея Петровича Трубецкого.

В революционном Манифесте объявлялось об уничтожении бывшего правления и учреждении Временного революционного правительства, о ликвидации крепостного права и уравнении всех граждан перед законом, о введении свободы печати и занятий, гласного суда присяжных и всеобщей воинской повинности.

Одобрение Сената должно было придать видимость законности действиям мятежников. Гвардейский Морской экипаж и Измайловский полк под командой Якубовича должны были захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью. Предполагалось, что после решения Учредительным собранием – Великим собором – вопроса о форме правления в России или из Романовых будет избран конституционный монарх, или они будут изгнаны за границу. Но это были лишь рассуждения для простаков.

Вожди давно наметили иной план. Рылеев просил Каховского утром 14 декабря проникнуть в Зимний дворец и, действуя как бы от себя, убить Николая Павловича. «Открой нам путь!» – просил Рылеев, всего семь лет назад приветствовавший рождение сына Николая Павловича. В обоих случаях Рылеев был вполне искренен. То был век людей искренних. Наконец, стоит ли говорить, что при захвате Зимнего дворца более чем вероятной была гибель большей части, если не всей, царской семьи.

Правда, по настоянию некоторых предусмотрительных членов общества рассматривался вариант возведения на престол семилетнего великого князя Александра при передаче правления Регентскому совету, что было бы «понятнее народу». Судьба же взрослых членов царской семьи в этом случае была весьма неопределенна.

Но неудачи преследовали заговорщиков одна за другой. Каховский отказался, не пожелав выглядеть террористом-одиночкой. Грозный по виду Якубович также отказался возглавить штурм дворца, сказав, что будет полезнее на площади. Рылеев искал замену…

Рано утром 14 декабря на маленького Сашу надели Андреевскую ленту и повезли в Зимний дворец. Широкая голубая лента и тяжелая звезда высшего российского ордена принадлежали ему от рождения, но сегодня впервые были надеты всерьез. Это и радовало, и пугало.

День был сумрачный. Тяжелое серое небо сеяло снегом с дождем. Карету еще не переставили на полозья, и потому она часто проваливалась в рытвины. В карете было тесно. Сестры капризничали, фрейлины их успокаивали. На него никто не смотрел.

Брызги снега и грязи залепили окошки, и были плохо видны в утренних сумерках знакомые здания на Невском. Саша потрогал большой холодный орден и решил, что, когда станет царем, будет ездить в карете только один.

Николай Павлович 14 декабря поднялся еще затемно. «Нынче или я буду государь, или мертв», – сказал он себе. Мысль о возможности смертельного исхода не покидала его последние дни. Из головы не шли рассказы о гибели Людовика XVI с Марией Антуанеттой и цвета французской аристократии от рук парижской черни. Еще страшнее были глухие толки об убийстве отца руками его же слуг… Этой ночью он молился с плачущей женой, а после сказал ей: «Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество и, если придется, умереть, – умереть с честью». Он был готов ко всему.