Альберт Атаханов - Незабываемые встречи

За два года работы в Малом академическом театре я посмотрел множество постановок классического репертуара. Много было интересных творческих встреч с гастролёрами, особенно мне запомнилось сотрудничество на сцене с белорусским тенором Зиновием Бабием в роли Отелло в опере Верди и с народным артистом СССР Сергеем Лемешевым – легендой вокального искусства, солистом московского Большого театра. Всё его выступление я стоял за кулисами, восхищаясь голосом этого лирического тенора, а он иногда между вокальными номерами просил меня налить ему из термоса в крышечку кофе с коньячком…

В середине шестидесятых годов, когда я ещё продолжал работать в Малом академическом оперном театре Ленинграда, совмещая учёбу в консерватории по режиссуре и вокалу, мне снова очень повезло на моём творческом пути. В театре была намечена постановка оперы «Катерина Измайлова» по повести Н.С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» на музыку Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.Режиссёра Эмиля Пасынкова пригласили из Новосибирска (он когда-то тоже окончил наш факультет), а ему в помощь определили двух студентов, которые уже работали в театре, в том числе и меня. Дмитрий Дмитриевич с главным дирижёром Эдуардом Грикуровым ежедневно репетировали с хором и оркестром все оперные партии, а также с исполнительницей главной партии Катерины Измайловой – Ниной Авдошиной, прекрасным меццо-сопрано. Вокальная партия Катерины была очень сложной по тисситуре в музыке Шостаковича, но Нина Авдошина со всем трудолюбием певицы хорошо всё исполняла. Дмитрий Дмитриевич раньше всех музыкантов приходил на сцену в бодром расположении духа и внимательно рассматривал декорации и все постановочные детали. Приветствуя артистов, бутафоров, рабочих сцены, Шостакович первым уважительно подавал руку и всегда спрашивал: «Как вы себя чувствуете?» К нам с Борисом он проявлял особое внимание, часто наблюдая, как мы с большим усердием выполняем все распоряжения и просьбы режиссёра-постановщика Эмиля Пасынкова. Особенно много работы было у нас на генеральной репетиции, к тому же я ещё в этом оперном спектакле исполнял роль солдата-конвоира. И вот наконец наступил день общественного просмотра. Зал был полон зрителей из многих театральных организаций, а также представителей Министерства культуры РСФСР. Студенты забили ряды балконов и ярусов. В общем, это был приём оперного спектакля «Катерина Измайлова» руководством города и представителями Министерства культуры. И, конечно, была съёмка этого оперного спектакля музыкальной редакцией телевидения Ленинграда, так что через несколько лет на телеэкране я увидел этот «случай».

Я до мелких деталей помню произошедшее в тот вечер со мной и с Дмитрием Шостаковичем на общественном просмотре оперы «Катерина Измайлова».

А случилось следующее…

В финале оперы, после того как опустился антрактовый занавес, сразу вперед вышли все солисты-исполнители. Артисты хора и миманс стояли за ними плотной массой. Снова подняли занавес, и зрители бурными аплодисментами наградили солистов и всех исполнителей. Мы все тоже стали аплодировать дирижёру и композитору, приглашая их выйти к нам на сцену. Режиссёр-постановщик Эмиль Пасынков, дирижёр Эдуард Николаевич Грикуров и Дмитрий Дмитриевич Шостакович вышли и встали рядом с солисткой Ниной Авдошиной. А я вместе с артистами хора и миманса оказался стоящим за спиной Нины Авдошиной и Дмитрия Шостаковича. И вот, когда весь постановочный состав был на сцене, из-за кулис билетерша вынесла на сцену большой букет красных тюльпанов и под одобрительные аплодисменты вручила его Дмитрию Дмитриевичу. Я был уверен, что он вручит этот букет стоящей рядом с ним Нине Авдошиной – исполнительнице главной партии в опере, но этого не произошло. Шостакович как-то неловко заложил цветы под левую руку и продолжал аплодировать вместе со всеми. Я, конечно, не ожидал, что будет так, и тихо прошептал: «Надо отдать Авдошиной, надо отдать цветы Авдошиной…» Я повторил это несколько раз, надеясь, что их услышит стоящий передо мной Дмитрий Дмитриевич. Но он не слышал, а только продолжал радостно аплодировать со всем зрительным залом. Тогда администратор театра догадался отправить на сцену ещё один большой букет тюльпанов. И снова билетерша вручила букет Дмитрию Шостаковичу, надеясь вместе со всеми, что эти цветы будут переданы солистке в благодарность от автора. Но снова, увы, Дмитрий Дмитриевич принял этот второй букет под аплодисменты, но, не зная, что с ним делать, так как он мешал ему аплодировать, снова положил его под правую руку, освободив ладони для аплодисментов. Авдошина снова стояла без цветов. И вот я, да простит меня мой читатель, просто не выдержал и уже вслух громче стал повторять: «Вообще-то Авдошиной положены эти цветы! Авдошиной надо дать…» Стоящие рядом со мной артисты хора и миманса начали повторять за мной эти слова. Но все наши реплики не были услышаны великим композитором. Он ещё немного поаплодировал, а потом букеты стали ему мешать, и он взглядом начал искать, куда бы их положить. Определившись, он пошёл к первой правой кулисе и прямо на полу оставил лежать эти два шикарных букета, после чего с явным облегчением и с улыбкой возвратился в первую линию постановщиков. Тогда я, увидев на пыльном полу два прекрасных букета из красных тюльпанов – снова, как некогда на вступительном экзамене, не выдержав, – раздвинул руками стоящих передо мной Пасынкова и Шостаковича, быстро подбежал к правой кулисе, схватил цветы и, подойдя к Нине Авдошиной, вручил их ей под бурные аплодисменты зрителей и всех бывших на сцене. Авдошина со слезами в голосе, помню, сказала: «Спасибо тебе большое, Альбертик!» А Шостакович добавил к её словам в мой адрес: «Правильно, правильно, очень хорошо!» Когда я вернулся на своё место в общий строй, то сразу подумал, что меня теперь за такое «смелое» поведение на глазах у всей общественности города уволят!Конечно, я немного сожалел, что поставил в такое неловкое положение великого композитора,но как будущий режиссёр я в этом случае выразил благодарность артистке.