Николай Шахмагонов - Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни

Казань для Толстых была родным городом. Прадед Льва Николаевича Андрей Иванович Толстой служил в Казани в 1754–1759 годах, затем стал воеводой в Свияжске, городе на острове при впадении Свияги в Волгу, дед Илья Андреевич Толстой (1757–1820) в 1815 году стал, как уже упоминалось, казанским губернатором.

Именно в Казани, в доме своей тетушки Лев Николаевич завершил домашнее образование и поступил в Казанский университет.

Илья Владимирович Толстой рассказал: «Николай перевелся из Московского университета в Казанский, на 2 – й курс, а не на 3 – й, потому что опоздал к началу занятий. Сергей и Дмитрий поступили через год на тот же философский (соответствовал современному математическому) факультет, что и старший брат, а Лева готовился к вступительным экзаменам 1844 года».

Он решил поступать в это учебное заведение и потому, что там уже учились братья Николай, Дмитрий и Сергей, да и Императорский Казанский университет в то время славился на всю страну. Там преподавали видные ученые. К примеру, на математическом факультете преподавал выдающийся математик Николай Иванович Лобачевский (1792–1856), один из создателей неевклидовой геометрии, а на Восточном – Осип Михайлович Ковалевский (1800–1878), один из основателей научного монголоведения.

Поступить оказалось не так-то просто. Удалось только со второй попытки, после повторных экзаменов. Впечатление от поступления отражено Львом Толстым в незавершенном рассказе «Оазис». Повествование ведется от первого лица, и мы сразу узнаем в герое рассказа самого Льва Толстого: «Мне было 16 лет. Я только что поступил в университет и после напряженного, столь чуждого 16 – ти летнему, здоровому, полному жизни малому труда приготовления к экзамену приехал к дяде в деревню».

Из дальнейшего текста следует, что именно в этой деревне у дяди герой рассказа готовился к экзаменам. Толстой впоследствии вспоминал: «Я 17 лет тому назад жил в деревне, в 40 верстах от Казани, на реке Меше, – дичи было столько, что каждый неумелый мальчик мог набить уток и зайцев столько, что не донесет».

Отражено это и в рассказе: «Ходя в грохоте мостовой по раскаленным майским солнцем пыльным городским улицам, по бульварам с запыленными липками, я думал о деревне, настоящей деревне, в которой я вырос и воображал себя в деревне большим, студентом (без принужденных занятий), с правом когда хочу ехать верхом, купаться, идти на охоту, лежать с книжкой в саду и ничего не делать кроме того, что мне хочется, и это счастье казалось мне столь великим, что я не верил в его возможность и отгонял мысль о нем, чтобы не потерять последней силы работать к экзамену.

Но экзамены прошли, с своими страшными тогда и тотчас же забытыми перипетиями, с сомнительным баллом из латыни; я надел мундир и снял его и, распростившись с профессором, у которого жил, в первый раз один поехал на почтовых и приехал к дяде…»

Словом, в университет поступил, причем оказался единственным, кто занимался по «турецко-арабскому разряду». В конце концов он позднее признавался, что из выученного «все забыл, кроме чтения и нескольких слов». Не случайно. Занятия не слишком привлекали, старался на лекциях сесть подальше, чтобы незаметно читать книги… Книги, книги – его вечные друзья. И, если, говоря словами Высоцкого, «нужные книги ты в детстве читал», то и успех обеспечен. Недаром же Екатерина Великая говаривала, что «крупные и решительные успехи достигаются только дружными усилиями всех…, а кто умнее, тому и книги в руки…». А ее тайный супруг и соправитель, как его называли – «царь, только без титула и короны» Григорий Александрович Потемкин тоже ведь не подружился с университетскими занятиями, был отчислен «за леность и нехождение в классы», но благодаря невероятной любви к чтению стал одним из грамотнейших и культурнейших государственных деятелей эпохи.

Я упоминаю об этом вовсе не для того, чтобы убедить в ненужности учебы, а для того, чтобы показать важность чтения. Разумеется, нужных книг, добрых книг, книг – наставников в добре. Мы увидим в дальнейшем, какие книги читал Лев Толстой и сколько читал, даже в боевой обстановке, вырывая из жестких будней драгоценные часы для чтения и литературной работы. Говорят, кто много читает – тот много пишет.

Итак, 3 октября 1844 года, на семнадцатом году жизни, Лев Толстой был зачислен студентом разряда восточной (арабско-турецкой) словесности, затем перевелся на юридический факультет, на котором проучился менее двух лет. Об учебе вспоминал впоследствии, что «первый год… ничего не делал… на второй год стал заниматься…» И, наконец, занялся по-настоящему заинтересовавшей его темой, о чем вспоминал так: «…профессор Мейер… дал мне работу – сравнение “Наказа” Екатерины с Esprit des lois (“Духом законов”) Монтескье…Меня эта работа увлекла, я уехал в деревню, стал читать Монтескье, это чтение открыло мне бесконечные горизонты; я стал читать Руссо и бросил университет, именно потому, что захотел заниматься».