Юрий Стальгоров - «Шел солдат судьбе навстречу…»

Я не унывал и вставал, выходил из палатки именно в 7 часов утра, когда поднимались все вокруг. Я снимал рубашку и майку и делал физзарядку в течение 10 минут. Вода к тому времени в умывальнике была уже залита, и я до пояса умывался холодной водой – было ужасно холодно. Но когда я надевал майку, сразу становилось теплее, а когда надевал затем рубашку, уже было совсем тепло, и я начинал будить спящих товарищей.

Некоторые из них уже проснулись, но вставать никто не хочет. Я начинаю с ними разговаривать. Кто-то меня ругает, кто-то со мной разговаривает и смеется, и время подходит к завтраку. Я их пытаюсь поднять: «Идем завтракать!». Самое большее два человека встают и со мной идут в столовую, а остальные говорят: «Мы не пойдем, вы нам принесите чего-нибудь поесть».

Хлеб в столовой мы брали на всех, остальное приносили, сколько могли. Конечно, приносили мало. Парни жертвуют завтраком и почти до обеда валяются в постели.

Так продолжалось дней 5, потом, наконец, привезли обмундирование. Нас всех построили и повели в баню, с нами все тот же капитан Репкин. В бане еще раз постригли перед мытьем, мы вымылись. Там нам выдали уже форму – одежду и обувь. Все стали друг над другом смеяться – все стали одинаковыми, и не узнаешь, где твой товарищ, с которым ты за время поездки познакомился.

Старую нашу одежду взяли и сказали, что вернут к демобилизации. Мы построились и пришли уже в казарму. Пока мы ходили в баню, нашу палатку убрали и место привели в порядок.

Позже прибыли новобранцы из Красноярского края – тоже 30 человек – и стало нас 60 человек. Еще прибыли новобранцы из Грузии – также 30 человек – итого нас стало 90 человек. Между прочим, все со среднетехническим образованием, кроме грузин – те закончили только 11 классов русской школы.

Вначале был карантин – 10 дней. После этого начался «курс молодого бойца», т.е. начались будни армейской службы. Мы все сфотографировались – не группами, а каждый в отдельности. Я послал письмо маме домой в Челябинск и послал своей невесте в Каменец-Подольский. Увы, я понял, что мое дело с невестой лопнуло. Теперь помимо расстояния нас разлучили на 4 года. Лена оканчивала техникум в 1955 году, к тому времени ей исполнялось 18 лет. Вполне можно было выходить замуж, мне можно было жениться и в 1953 году, когда я окончил техникум и был рядом с ней. Но она была несовершеннолетняя, ей не было 18 лет, и мы отложили свадьбу до ее совершеннолетия. А тут у меня получился облом с институтом и с Москвой, планы наши рухнули, и теперь я в армии сроком на 4 года. Чрезвычайно маловероятно, что она будет меня ждать. Вскоре я получил письмо из Каменец-Подольского, писал мужчина. Он написал, чтобы я больше писем Лене не писал, что они поженятся в 1955 году, а мне пожелал отличной службы в армии. Этим письмом и закончилась, не начавшись, моя свадьба с Леной.

Нас готовили к принятию присяги: мы изучали различные воинские Уставы и общевойсковое оружие.

Нас стали посылать на разгрузку вагонов с дровами. Всё отопление в батальоне было дровяное, топились все печи дровами. Надо было разгружать каждый день по 3—4 вагона. Это происходило так: командир роты строит в коридоре всех солдат нашей роты, затем к нам подходит капитан – начальник клуба батальона – и говорит: «Кто хочет участвовать в художественной самодеятельности – выйти из строя».

В первый же день вышел один человек по фамилии Янченко – здоровый, двухметрового роста, мастер спорта по лыжам. Оказалось, что он до призыва в армию участвовал в художественной самодеятельности города Ачинска. Он был солистом в городском хоре. Я из строя не вышел.

Вот идем разгружать вагоны с дровами. Разгружаем вагоны, потом выделяют несколько человек заготавливать дрова офицерам нашего батальона. На следующий день нас опять отправляют на разгрузку вагонов. Перед отправкой опять капитан спрашивает: «Кто хочет участвовать в художественной самодеятельности?». Вышло из строя 3 человека.

На третий день я также вышел, не пошел дрова разгружать. Я сказал, что, когда я учился в техникуме, я пел в хоре, но солистом не был. Меня руководитель хора попросил что-то пропеть. Я пропел, и он сказал, что я иду в батальонный хор. Поставили меня в определенное место, сказали: «Вот здесь будешь стоять». «Хорошо», – ответил я, и на разгрузку вагонов больше не ходил.

После окончания «курса молодого бойца» мы принимали присягу. Это было 20 ноября 1954 года. Принятие присяги прошло буднично, никаких родителей на присягу никто не приглашал.