Владимир Мурзин - Помним и Чтим! Литературный альманах, выпуск 22. 2020 г.

(детские воспоминания)

До войны мы жили в Прохоровке Курской области. Когда началась война, мне было четыре года. Все думали, что война быстро закончится и мы победим. Но скоро нам сообщили, что нужно готовиться к эвакуации. Только началась война, я заболела двусторонним крупозным воспалением легких. Врач сказала, если мы тронемся в путь, девочка дороги не выдержит. У отца была бронь до января 1942 года. Как секретарь Прохоровского райисполкома, он занимался эвакуацией исполкомовских документов, подготовкой подпольщиков, партизанских отрядов и другими важными делами; и они с мамой решили ждать, пока я поправлюсь.

В эвакуацию мы отправились, когда миновала опасность в моей болезни, но не на машинах, как первые жители, а на подводах с лошадьми. Нас было 14 семей, задержавшихся, как и мы, по разным причинам. С нами была коза, которую нам оставили ранее уехавшие соседи. Она хорошо знала нас, так как мы, дети, с ней всегда играли. Коза была очень умная и добрая. Соседи оставили ее нам, зная, что она спокойно пойдет за подводой, а на машину ее не посадишь. Было сказано, что коза нам очень пригодится, так как у нас трое детей, и к тому же, мама была в положении. И коза, действительно, очень выручала нас своим молоком долгое время.

Дорогой нас часто и нещадно бомбили немецкие самолеты. Мы бросались в любые ямы, кусты, мама укрывала всех нас каким-то зеленым покрывалом под цвет травы, прижимала нас всех к себе, как наседка цыплят, и постоянно шептала «Господи, сохрани нас и помилуй!». Очень интересно, что коза тоже бежала и ложилась вместе с нами на землю, причем, лезла под покрывало. И коза, и я тряслись от страха мелкой противной дрожью, я укрывала ее покрывалом, обнимала руками за шею и приговаривала: «Не бойся, козочка, немцы сейчас улетят». И… странно, но мы действительно успокаивались и переставали трястись. Немецкие летчики вели себя нагло, и, хотя понимали, что мы мирные люди, они никого не щадили. Однажды один из небольших самолетов опустился так низко, что мы видели летчика, который злорадно улыбался, сбрасывая на нас бомбы.

После бомбежки картина была жуткой: мы видели оторванные руки и ноги в лужах крови и бьющихся в агонии умирающих людей и лошадей. Мама не разрешала нам смотреть на это, но мы невольно видели всё. Зрелище было незабываемо жутким, мы потом даже ночью, во сне, кричали, схватывались и пытались куда-то бежать. Но самое потрясающее, что нас никого не только не убило, а даже не ранило. Только маму слегка задело осколком и содрало кожу на левой руке возле локтя.

Так мы добрались до маленького села Радьковка в 30—35 дворов, и здесь мама родила братика. Все эвакуирующиеся тоже остановились, чтобы полечить раненых и отдохнуть от езды, в ожидании, пока мама поправится. Всем вместе держаться было легче. После бомбежек вместо 14 подвод осталось только восемь. Дней через десять мы снова тронулись в путь. Ехали мы в большое село Волоконовку к родственникам отца.