Дмитрий Володихин - Петр и Феврония - Совершенные супруги

«Лишь оставался на нем один струп, который был не помазан по повелению девушки. И от того струпа пошли новые струпья по всему телу с того дня, как поехал он в вотчину свою. И снова покрылся он весь струпьями и язвами, как и в первый раз. И опять возвратился князь на испытанное лечение к девушке. И когда пришел к дому ее, то со стыдом послал к ней, прося исцеления».

Феврония не держала зла на Петра. Она, думается, понимала и его мотивы, и дерзость своего условия. Но всё же отступаться от прежних слов не желала. «Если станет мне супругом, — ответила она, — то исцелится».

Петру пришлось, волей-неволей, дать «твердое слово» Февронии, что он возьмет ее в жены. В сущности, произошла помолвка или даже обручение.

Его новообретенная невеста определила ему то же самое лечение, что и в прошлый раз. Петр, быстро исцелившись, взял ее себе в жены. Так Феврония стала княгиней.

Сдержав слово, хотя бы и со второго раза, Петр совершил христианский подвиг. Муромский отпрыск Рюрикова рода безусловно знал: его ждут крупные неприятности со своей же родной средой — аристократическими семействами Мурома. О том, как реагировали на такой брак соседние князья, «Повесть…» ничего не сообщает, но можно с уверенностью сказать: перед Муромским княжеским домом обязательно должны были возникнуть сложности.

Итак, князь повел себя как христианин. Одновременно он шел против глубоко укоренившегося обычая. В сложившихся обстоятельствах ему требовалась недюжинная отвага.

В этой «сказочной» истории есть и другая христианская изнанка: негоже быть мужчине одному. Один, сам по себе, он ущербен, болен. Следует ему встретить женщину, чтобы они «прилепились друг к другу» и были «едина плоть». Мудра женщина, не ищущая богатства, но ищущая брака, не умен мужчина, вместо брака и любви предлагающий деньги. Брак в «Повести…» показан как средство исцеления, а струпья, разъедающие тело князя Петра, — символ соблазнов, грызущих душу мужчины, который избегает брака. Конечно, автор не пишет об этом прямо, он строит утонченный художественный образ, передавая всю грязь душевной скверны через изображение скверны телесной.

Впрочем, разговор о символах и тайных смыслах «Повести…» пойдет ниже. Поэтому сейчас мы не станем углубляться в них, уходя в сторону от сюжета.

Итак, чета новобрачных прибыла в Муром. Покуда Петр должен был подчиняться старшему брату, правителю Муромского княжества, он мог вести спокойную жизнь. Младшие братья в небольших княжествах либо получали совсем уж незначительные уделы, либо оставались при дворе старших братьев советниками, помощниками или же просто частными лицами, коих если и зовут на совет, то всё же не очень-то допускают к делам большой политики, войнам, судебной работе. Думается, Петра устраивала скромная роль на втором плане, поскольку «Повесть…» говорит о нем с супругой: «Начали жить благочестиво, ни в чем не преступая Божии заповеди». Не полки водить, не вести переговоры, не выполнять какие-то державные поручения Павла, а просто «жить благочестиво», то есть в Боге и… тихо [5] Выдвигались предположения, согласно которым Петр имел в Муромской земле какой-то удел при жизни Павла. Однако в источниках нет никакого упоминания Петрова удела, то есть подобного рода гипотезы фактами не подтверждаются. .

С такой-то женой если и захочешь совершить нечто великое, то поостережешься ввязываться: само ее существование непременно вызовет конфликты с боярами и старшей дружиной. Но тихая жизнь частного или почти что частного лица могла сберечь от столкновений.

Весь покой Петра испарился, когда скончался его брат. Как видно, Павел не имел наследников, коим мог передать княжение, и оно досталось Петру. Вот тогда-то и начались проблемы.

«Повесть…» говорит: бояре, «по наущению жен своих», не любили княгиню Февронию, потому что стала она княгиней «не по происхождению своему». Бог «прославил ее ради доброго ее жития» — и это, разумеется, приводило в ярость боярынь Мурома: им ведь придется во всем повиноваться Февронии как княгине, а значит, старшей среди женщин княжества.

Думается, и мужья их вовсе не радовались перспективе блюсти честь супруги Петровой. В глазах муромской знати новая княгиня по крови своей стояла не намного выше собаки. Дочь бортника! Никто! Пыль дорожная!

Однажды кто-то из прислуживающих ей пришел к Петру и нашептал на нее. «Каждый раз, — говорил он, — окончив трапезу, не по чину из-за стола выходит: перед тем как встать, собирает в руку крошки, будто голодная!» Князь удивился и, желая испытать Февронию, повелел, чтобы она обедала с ним за одним столом. Когда кончился обед, она, по обычаю своему, собрала крошки в руку свою. Тогда князь Петр взял Февронию за руку и, разжав пальцы, увидел «ладан благоухающий и фимиам». С того дня Петр ее больше никогда не испытывал.