Юрий Жуков - Люди сороковых годов

Эти старые телеграфные ленты, сохранившие живые, непосредственные впечатления военного корреспондента, которому посчастливилось в нужный момент оказаться в нужном месте, возможно, представят интерес для читателей, желающих взглянуть глазами очевидца на великие события тех дней, ставшие уже достоянием истории и вошедшие в учебники.

Третье лето

6 июля, 7 часов 10 минут

К сведению редакции. Как я уже сообщил вчера, события развертываются бурно. Постараюсь информировать вас оперативно.

Немцы ввели в бой с юга и с севера тысячи танков. Здесь их пока держат. Вчера получили боевой приказ танкисты. Сегодня с утра они уже воюют. Сейчас еду к ним. Собранный материал передам завтра размером на подвал. Сегодня можете опубликовать корреспонденцию, которую сейчас начну диктовать. Думаю, что она явится полезным дополнением к сводке Совинформбюро, если сегодня будет сообщено о начале крупных битв на Курской дуге.

Даю текст корреспонденции...

Третье военное лето... Запах поспевающей пшеницы раздражает обоняние гитлеровцев, лишает их покоя. Июль - пора их военного бешенства{42}. Все, что было накоплено за долгие месяцы в военных арсеналах, все, что было вымуштровано в казармах, сейчас сразу швыряется на зеленое поле: пан или пропал! Густыми зелеными тучами вслед за фыркающими, плюющимися горячим металлом машинами эта голодная саранча прет, не рассуждая, на восток. У нее нет памяти, поэтому всякий раз все начинается сначала, но всякий раз иначе, нежели в предыдущее лето.

Дело даже не в километрах, хотя и спидометры машин достаточно красноречиво свидетельствуют о существенном различии второго лета от первого и третьего от второго. Дело и не во времени, хотя календарь напоминает: 5 июля 1941 года гитлеровцы вели бои западнее Орши и уже нацеливали свой удар на Смоленск; 5 июля 1942 года были под Воронежем, а 5 июля 1943 года они копошатся там, куда отшвырнула их Красная Армия минувшей зимой. Дело в людях, дело в том, что наше третье лето застает нашу армию в расцвете сил.

Четвертого июля мы были у наших старых друзей-танкистов{43}.

В глубоком овраге, густо заросшем цветущими липами и ветвистым дубняком, притаились врытые в землю грозные машины. Их было много. В отлично оборудованных блиндажах, сооруженных рядом с танками, бодрствовали хорошо знакомые нашим читателям люди - о подвигах этих танкистов мы писали не раз и в 1941 и в 1942 годах; они били немцев и под Москвой, и под Воронежем, и во многих других местах. На груди большинства из них мерцали золотом ордена и нашивки в память о ранениях. Погоны их сверкали командирскими звездочками.

Только что кончилось большое учение. Люди читали книги, играли в шахматы, напевали песни.

Учение показало: надо десять секунд для того, чтобы экипажи сели по машинам, и десять минут для того, чтобы вся эта грозная махина пришла в движение. В танках был уложен полный комплект снарядов и патронов, были установлены дополнительные бачки с горючим, - штаб танкистов уже знал, что по дорогам с юга движутся готовящиеся к наступлению гитлеровские войска. Значит, скоро бой...

Линия переднего края фронта пролегла неподалеку - за холмами, поросшими реденькими степными рощами. Прежде чем попасть к танкистам, мы проехали многие десятки километров и всюду видели то же самое: одна линия укреплений за другой, и всюду: в блиндажах, окопах, оврагах, лесочках люди и машины, ожидающие приказа.

Гитлеровцы давно планировали наступление. Их танковые корпуса несколько раз выходили на исходные рубежи, и наша пехота уже слышала их трубный рев, но в самую последнюю минуту рука германского военачальника отдергивалась, словно обжегшись о карту, и снова воцарялась гнетущая тишина.

Мы сидели в блиндаже танкиста Александра Бурды{44} и перебирали в памяти минувшие кампании, вспоминали знакомых, друзей,

с которыми сталкивала нас судьба на дорогах войны. Блиндаж у Бурды просторный, из двух отсеков, похожих на комнаты. Топится печь - сегодня прохладный вечер, горит электрический свет. На столике скатерть, на стене зеркало. В снарядном стакане - букет полевых цветов. На войне складывается свой быт и свой уют. Война-то долгая...

Коренастый русый командир с узенькими щелочками хитроватых глаз считает по пальцам машины, на борту которых ему довелось воевать: три танка сгорели под ним, шесть танков взорвались.

- А мы вот воюем и воюем, - говорит Бурда. - Мой башенный стрелок помните его? - Стороженко, он ведь теперь танковой ротой командует, носит два ордена, и на счету у него одного двадцать три немецких танка, не считая пушек и прочей дряни...