Лариса Черкашина - Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Перед кончиной Анна решилась сжечь письма Пушкина, читанные-перечитанные ею, что так трепетно берегла она от чужих глаз. Уж не пример ли любимого ею ирландца Томаса Мура, сжегшего завещанные ему записки Байрона, подвиг её на то безрассудство?! По легенде, последнюю волю просила она исполнить племянницу-баронессу… Лишь два пушкинских послания чудом избежали печальной участи.

Здесь, у стен храма Успения Божьей Матери в селе Берново, обрела свой последний приют Анна Вульф.

Фотография автора. 2004 г.

Страшилась ли Анна, что письма попадут в недобрые руки? Боялась ли, что их прочтет мать? Возможно. Но та же Прасковья Александровна, прощаясь с миром, подивила близких единственной просьбой: сжечь послания обоих мужей, всех семерых детей, родных, оставив лишь письма Пушкина!

Её дочь предала огню даже переписку с задушевной подругой Анной Керн, – ведь там хранилось немало откровений, соединённых с именем поэта. «Мы с ней потом переписывались до самой её смерти, начиная с детства», – свидетельствовала красавица кузина.

Покинула земной мир Анна Вульф в Малинниках, в том самом доме, где витали призраки былого счастья. В сентябре 1857 года (двадцать лет Анна жила ещё с именем Пушкина!) обрела она свой последний предел. Чёрный деревянный крест увенчал её скромную могилку, приютившуюся у стен церкви Успения Божьей Матери… Прасковья Александровна имела несчастье оплакать дочь, хоть и не нежно ею любимую.

И может быть, тайная награда Анне – за одиночество и горькую женскую судьбу, за злые шутки родни и соседей, за тяжкие материнские попрёки, за несбыточные и несбывшиеся надежды, за её любовь – вечно сияющее «Зимнее утро»!

Пушкин – А.Н. Вульф

Март – май 1825 г. Михайловское

«Вот, мадемуазель, ещё письмо для моего брата. Очень прошу вас взять его под свое покровительство. Ради Бога, пришлите перья, которые вы великодушно очинили для меня и которые я имел дерзость позабыть! Не сердитесь на меня за это» (фр.).

Записка к Анне Вульф была отправлена поэтом в Тригорское со слугой.

Пушкин – А.Н. Вульф

21 июля 1825 г. Михайловское

«Пишу вам, мрачно напившись; вы видите, я держу своё слово.

Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу всё, что вас касается. – Я хотел побранить вас, да не хватает духу сделать это на таком почтительном расстоянии. Что же до нравоучений и советов, то вы их получите. Слушайте хорошенько: 1) Ради Бога, будьте легкомысленны только с вашими друзьями (мужеского рода), они воспользуются этим лишь для себя, между тем, как подруги станут вредить вам, ибо, – крепко запомните это, – все они столь же ветрены и болтливы, как вы сами. 2) Носите короткие платья, потому что у вас хорошенькие ножки, и не взбивайте волосы на височках, хотя бы это и было модно, так как у вас, к несчастью, круглое лицо. 3) С некоторых пор вы стали очень осведомленной, однако не выказывайте этого, и если какой-нибудь улан скажет вам, <���что с вами нездорово вальсировать> не смейтесь, не жеманьтесь, не обнаруживайте, что польщены этим; высморкайтесь, отвернитесь и заговорите о чём-нибудь другом. 4) Не забудьте о последнем издании Байрона.

Знаете, за что я хотел побранить вас? нет? испорченная девица, без чувства и без… и т. д. – а ваши обещания? сдержали ли вы их? ну не буду больше говорить о них и прощаю вас, тем более, что и сам вспомнил об этом только после вашего отъезда. Странно – где была моя голова? А теперь поговорим о другом.

Всё Тригорское поёт Не мила ей прелесть ночи и у меня от этого сердце ноет, вчера мы с Алексеем проговорили 4 часа подряд. Никогда ещё не было у нас такого продолжительного разговора. Угадайте, что нас вдруг так сблизило. Скука? Сродство чувства? Не знаю. Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов – всё это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то. Будь я влюблён, в воскресенье со мной сделалась бы судорога от бешенства и ревности, между тем мне было только досадно, – и всё же мысль, что я для неё ничего не значу, что пробудив и заняв её воображение, я только тешил её любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает её более задумчивой среди её побед, ни более грустной в дни печали, что её прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и сладострастным выражением, – нет, эта мысль для меня невыносима; скажите ей, что я умру от этого, – нет, лучше не говорите, она только посмеётся надо мной, это очаровательное создание. Но скажите ей, что если в сердце её нет скрытой нежности ко мне, таинственного и меланхолического влечения, то я презираю её, – слышите? – да, презираю, несмотря на всё удивление, которое должно вызвать в ней столь непривычное для неё чувство.