Ноэль Фицпатрик - Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

Конечно, я часто падал с дерева, но ничто не могло помешать мне снова забраться в мое поднебесное убежище. К счастью, тяжелых травм я не получал, но порой мне кажется, что тот период детства, когда я любил карабкаться по деревьям, повлиял на мой выбор профессии ортопеда и нейрохирурга. Хотя я был еще слишком мал, чтобы увидеть в этом предвестие будущего, мне всегда было интересно, как устроен скелет – его механическая работа.

Меня буквально завораживали кости, особенно процесс их заживления.

На рентгеновском снимке они казались такими безжизненными и инертными, но при этом обладали способностью расти и восстанавливаться. В детстве я с любопытством тыкал пальцем в собственные синяки и с интересом наблюдал, как отец чинит сломанные кости ягнят с помощью шин, сделанных из дощечек и бечевки. Мне казалось, что это чудо.

И мне тоже хотелось уметь вправлять суставы и заставлять срастаться сломанные кости. Тогда я еще не имел ни малейшего представления о законах биологии. В начальной школе такому не учили. Это была тайна – интригующая и завораживающая. Я рос в мире, где животные и ферма были неотъемлемой частью жизни семьи. И в моем сознании не было разделительной черты между жизнью и смертью, потому что я постоянно был свидетелем и того, и другого. Но, несмотря на это, страдания животных меня сильно трогали. Каждый раз, когда я видел животное со сломанной ногой, я ощущал его боль, как свою собственную, и не понимал почему. На каком-то глубинном уровне я просто не мог выносить страданий живого существа.

Ферма – это место, где отношение к животным неизбежно прагматичное. Каждое животное имеет свое предназначение: овец и коров попросту не разводили бы, если бы не молоко и мясо, которые от них получали. В конце концов, все животные, кроме нашей овчарки и нескольких кошек, которых я обслуживал, доил, кормил, пас и лечил, делая им уколы, предназначались для еды. В детстве я не имел никаких оснований сомневаться в этом. Я принимал все как должное, потому что это было заложено во мне на генетическом уровне. Я видел, как охотятся на кроликов и убивают крыс и мышей. Когда я достаточно окреп, мне приходилось держать ягнят во время кастрации и удерживать щипцами ноздри крупного рогатого скота, пока отец спиливал рога. Я слышал визг свиней, когда отец их кастрировал; видел, как забивают овец, которых я помогал выкармливать из бутылочки; видел, как скот палками и хлыстами загоняют в грузовики и отправляют на бойню. Так было на нашей ферме, да и на любой другой. Это был мой мир, мой образ жизни. Однажды я даже слышал, как мужчина топил щенков на скотном дворе. Тогда я еще был мал, и это нанесло мне такую душевную травму, которую не передать словами.

В параллельной вселенной, которая существовала в моей голове, я спасал всех животных, какими бы больными, израненными и заброшенными они ни были. С раннего детства я задумывался над тем, чтобы когда-нибудь стать ветеринаром. Я всегда с восхищением наблюдал, как наш ветеринар мистер Макинерни лечит скот. Меня поражало, откуда он знает, какую из множества бутылочек, хранившихся в багажнике его машины, нужно использовать. Он вводил в вену коровы волшебное зелье, и она выздоравливала. Я задавался вопросом, смогу ли когда-нибудь сделать нечто подобное.

У меня четыре сестры и брат. Джон, Мэри и Фрэнсис родились один за другим, с разницей в год. Через пять лет родилась Грейс, еще через два года появился на свет я, а через два года после меня – моя младшая сестра Жозефина. Мы, трое младших, вместе учились в сельской начальной школе в Барнашроне, которая находилась всего в нескольких милях от нашей фермы и была абсолютно безопасным местом. Если позволяла погода, мы ходили туда пешком, а зимой родители нанимали микроавтобус, который собирал детей с разных ферм, чтобы отвезти в школу, а потом развезти по домам.

Когда Грейс отправилась в среднюю школу-интернат, мне оставалось учиться еще два года, и мы стали ходить в школу вдвоем с Жозефиной. Мы с ней были лучшими друзьями и заклятыми врагами – извечное соперничество между братом и сестрой. Однажды мы подрались из-за заветного «хлыста» – гладко обструганного гибкого ствола деревца, который мы использовали для выпаса коров. Я дразнил сестру, сидя в отцовской машине – сером «Моррис-Миноре» – и высовывая кончик хлыста из окна. Жозефина ухватилась за него, а я, чтобы не дать ей завладеть заветным трофеем, резко закрыл окно. Хлыст-то не пострадал, а вот окно автомобиля разлетелось вдребезги. Папа разозлился на нас обоих, хотя это была моя вина. На следующий день мы отправились в соседний городок Маунтмеллик. Отец оставил машину в нескольких футах от лавки О’Донахью и запретил нам выходить из нее. Мы сидели в запертой машине и с тоской смотрели на журнал комиксов «Бино», который искушал нас бесплатным приложением в виде перчаточной куклы Гнашера, прикрепленной к обложке с изображением лукавого лица Дэнниса-проказника. Мои страдания усугублялись тем, что Жозефина на той же неделе уже получила заветный комикс, и, к своему стыду, я украл и спрятал прилагавшуюся к нему перчаточную игрушку – из чистой зависти. Хотя и незаконно добытая, эта тряпичная собачка стала моей любимицей – и я готов был на нее бороться! Я сознался Жозефине в своем преступлении лишь несколько лет назад и с тех пор все время пытался загладить свою вину, но до сих пор не уверен, что она меня простила.