Игорь Вебер - Созидатель. Вячеслав Заренков

Или вот еще: «Если человек что-то сделал не так или не то, что вам нравится, критикуйте это что-то, но не унижайте того, кто это сделал, его личность».

«Старайтесь увидеть в людях лучшее и отметить его. Стройте отношения со своим собеседником исходя из того, что он такой же, как вы. Доверяйте людям».

«Если вы в течение дня говорите о людях много плохого, значит, вы плохой человек. И наоборот. Надо принимать людей такими, какие они есть».

Интересно, что все эти мысли из «области слова». Они так или иначе вскрывают суть происходящего между людьми. Зло порождает зло. Добро побеждает все. Слово – ключ к человеческим отношениям, и оно – всесильно.

Не о стройке он думал, а о том, что происходит между людьми на строительной площадке. Какие слова говорил он? Какие слышал в ответ?

Эта тема была близка ему еще с детства. Бабушка Аксинья расстилала перед собой и перед близкими разноцветный душистый ковер, потому что слова ее были словами молитвы. А вот школьный товарищ, которого бросил отец, в запале проклял и отца, и всю его большую семью. Прошло время, проклятье мальчишки созрело и стало катализатором трагедии: отец и три его сына и даже жена – все умерли один за другим. Заренков стал невольным свидетелем этой истории.

Или вот в деревне у них у одного старика ветеринар стащил несколько пузырьков мужского одеколона – уж так ему не терпелось выпить. Старик прознал о том и бросил в сердцах: «Да что б тебе лошадь дала копытом по лбу!»

И лошадь, правда, дала. Да так, что ветеринар копыта отбросил.

Сила слова безгранична. Вот и Приемыхов много плохих слов в адрес Заренкова отправил. И пробил его сердце. Но это не повод для ответных слов зла. Может, спасибо сказать ему? За то, что дал возможность остановиться и оглянуться. Подумать о жизни и о своих словах. Не слишком ли строг он, Заренков? Не слишком ли суров к людям «диктатор»?

День за днем он думал и думал, нахаживая свои километры. Так прошло четыре месяца. Вышел срок, по истечении которого он мог уволиться из треста 72 «по собственному желанию».

Заренков написал заявление, Саранский его подписал.

Вячеслав Адамович, несправедливо пониженный в должности с начальника управления до прораба, весной 1987 года снова ушел в никуда, стал простым безработным.

Что за странное чувство? Он стал ощущать, как пространство вокруг него разряжается. Обычно тугая и плотная атмосфера активного дела, в которой он пребывал, куда он был вкручен органично, плотью и кровью, – она исчезла. Заренков оказался в безвоздушном пространстве, в открытом космосе.

До некоторых из прежних товарищей он не мог уже дозвониться. Никому не нужен, не интересен. Непривычное ощущение, неприятное.

Дошло до того, что безработный строитель начал читать газеты, искать варианты с трудоустройством. Пришел на собеседование в одну маленькую компанию. Рассказал, что работал раньше начальником управления крупного треста, а они ему… говорят, что готовы взять мастером.

Он считал себя профессионалом высокого класса с огромным опытом работы, со знанием строительного дела «от и до» – а не нужен!

И никого рядом нет.

И жена как-то странно посматривает.

– Слава, ты уже второй месяц без работы сидишь! Хватит уже отдыхать, работать иди!

Но куда?

Все повторяется в этом мире, все изливается из одного Источника.

И когда-то, лет сто с гаком назад, не в Ленинград, а в Москву тоже прибыл семнадцатилетний молодой человек. Звали его Петр Губонин. Не было у него ни Болотовичей, ни Лисунов, ни Зубревичей – десяти лет обучения. А было всего три класса приходской школы, на большее он рассчитывать не имел права.

Петр родился в 1828 году в крепостной крестьянской семье. Деревня Борисово Коломенского уезда Московской губернии. Отец его, Иона, был камнерезом, и он камнерез. Работа тяжелая, сила немереная. Петр мог руками подкову согнуть. Потому был принят сразу десятником (считай, бригадиром) к купцу Русанову. Губонин тесал камень, и сам характером каменел. Правда, и зарабатывал хорошо. Так что смог прикупить собственную каменоломню. Тогда он наладил производство жерновов и ступеней, поставлял камень для постройки мостов Московско-Курской дороги. А для Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге молодой промышленник поставил партию гранита, которым облицевали цоколь.

Как только в 1858 году собор во имя преподобного Исаакия Далматского был освящен, тридцатилетний Губонин выкупился из крепостной зависимости у помещика Бибикова и записался в третью гильдию московского купечества.