Ханна Кралль: К востоку от Арбата

Это и называется «путать следы».

Ханна Кралль приехала в СССР в 1966 году вместе с мужем — журналистом Ежи Шперковичем; в Москве они проработали три года: он — корреспондентом газеты «Жице Варшавы», она — общественно-политического еженедельника «Политика». <���…>

«К востоку от Арбата» сегодня интересна не как книга о Советском Союзе — это книга о том, как о Советском Союзе надо писать. Появлявшаяся в более поздние годы литература об истинной природе советской империи уже не была скована цензурой. «Арбат» же (так часто сокращают название) написан особым, новым для своего времени способом. Этот способ позволял цензору (зачастую умному и понимающему, что́ на самом деле хотел сказать автор) пропускать текст в печать, читателю — чувствовать, что его не обманывают, а автору — обходиться без навязываемых стандартов.

Итак, запутывать следы — что в 70 и 80-е годы отличало многих репортеров (особенно женщин) — первой, еще в конце 60-х, начала в своих «советских репортажах» Ханна Кралль.

Как писал публицист Веслав Кот в 2000 году, «Кралль уклоняется от исчерпывающих диагнозов, она подкидывает читателю мелкие бытовые зарисовки, предлагая догадаться, что основание для диагноза — незначительные, пустяшные на первый взгляд события. А вот еще один элемент игры с польским читателем: где только возможно автор предоставляет слово своим зарубежным собеседникам, которых цитирует якобы с лучшими намерениями, а на самом деле — ради эффекта саморазоблачения». <���…>

Читая «Арбат», следует помнить, что в этой книге нет случайных слов.

В репортаже «Физики», где представлен социологический портрет элитарной в то время профессиональной группы сорокалетних физиков из Дубны, звучит, например, слово «осмотрительные».

«Они помнят войну, послевоенный голод, годы сталинизма, значение ХХ съезда… Они взрослые. Они осмотрительные. Понимают, что их работа не только позволяет заглянуть в тайну атомного ядра, но и надежна, стабильна, нужна. И будет нужна всегда. Известно, какова роль физики в сегодняшнем мире. То есть их роль. Мыслят они серьезно. Эффектных жестов избегают. И вообще на патетику — особенно бессмысленную — их не купишь».

«Осмотрительные»… В 1967 году это слово означало несколько больше, чем для нас в 2014 году. Осмотрительность для советских граждан была политической и жизненной стратегией. Человек осмотрительный, понимающий, что делает, не навлечет на себя гнев властей с неизбежно вытекающими отсюда репрессиями. «Осмотрительность нужна была для того, — говорит сегодня Кралль, — чтобы делать свое дело, не лезть на рожон, не замараться, выйти сухим из воды, продержаться на плаву. — И добавляет: — Сейчас такие слова значат гораздо меньше, их надо понимать буквально. Слова вообще всё меньше значат».

Итак, в «Арбате» есть слова, от которых в 70-е годы читатель ожидал большего, чем мы сейчас. Читая эту книгу, стоит их вылавливать.

Судя по прессе тех лет, «Арбат», составленный автором из лучших ее репортажей, был молниеносно раскуплен — десятитысячного тиража в 1972 году оказалось недостаточно. Не будем забывать, что интерес к СССР был невелик, большая часть общества относилась ко всему советскому неприязненно, да и не станем обманываться: никто не рассчитывал увидеть правду в официальном издании. Объяснение популярности сборника можно найти в тогдашних рецензиях. Например, такое: «Превосходная книга… Ханна Кралль владеет сложным искусством задавать вопросы, тогда как другие начинают с ответов». <���…> А еще рецензенты подчеркивали, что автор полагается на сообразительность польских читателей: «Она оставляет читателям зазор для додумывания, для самостоятельных выводов, не ведет за руку к главной мысли. И в результате говорит больше, чем можно выразить словами. Приятно, что к нам относятся серьезно, тем паче когда вокруг засилье беззастенчивой публицистики, обстреливающей нас из идеологических орудий оттуда, где следовало бы просто поставить точку».

Конечно, рецензии тоже подвергались цензуре, и разъяснить, что именно кроется за словом «больше», критик не мог.

— Похоже, никто не рассчитывал получить честную книгу об СССР, — говорю я Ханне, — а тут такой сюрприз.

— Честная… не слишком ли сильно сказано? — отвечает она. — Честность в данном случае — понятие относительное. Единственный текст, где мне удалось протащить контрабандой упоминание событий тридцать седьмого года, это «Кусок хлеба» о поляках из польской деревни Вершина.