Владимир Федоров - Бойцы моей земли - встречи и раздумья

Новый роман Всеволода Кочетова убедительно говорит о том, что родники советского патриотизма поистине неиссякаемы. Орден Октябрьской революции на груди писателя глубоко символичен.

Помнится, на фронте, где–то в Венгрии, мне в руки попала тоненькая поэтическая книжка Анатолия Софронова. В ней были сочные, колоритные портреты земляков поэта, лихих донских и кубанских рубак, тех, что после победы, сняв шинели, постучались в софроновские комедии и драмы…

Поразило меня одно стихотворение с бесхитростным застенчивым названием — «Подснежник».

Сколько целомудрия, жизнелюбия было в портрете этой партизанской мадонны! Полет в партизанский край, где Софронов написал свою знаменитую эпическую песню «Шумел сурово Брянский лес», ставшую своеобразным гимном народных мстителей, неожиданно затронул в сердце поэта сокровенные лирические струны.

Быть может, самое главное в его лучших стихах — песенная сила. Иногда она течет скрытно, иногда буйно пробивается наружу. Вот вишня, что оказалась сильнее войны и расцвела на пепелище, заставив тоскующую хозяйку думать о новом жилье. А вот суровый бессмертник — память о погибшем молодом казаке, бессмертник, давший название всей этой цельной песенной книге, выпущенной Воениздатом.

А что такое «Полынок» — стихотворение или песня? И хотя поэт не включил его в раздел песен, безусловно, это песня, еще не нашедшая своего композитора.

Для того чтобы стих стал песней, нужна его особая прозрачность, непосредственность. Без всего этого настоящей песни не получится. В софроновских стихах и песнях чувствуется южнорусский характер, характер жителя бескрайних донских степей, своеобразный пейзаж которых поэту удалось нарисовать двумя известными строками.

У каждого настоящего поэта есть свой заповедный родимый край со своими красками п запахами, которые непременно найдут отзвук в его стихах на самые разные темы. Анатолий Софронов, как борец за мир, много поездил по белому свету и, кажется, побывал на всех континентах, кроме Антарктиды. Из его заграничных стихов особенно трогает стихотворение «Ночь в Каире», может быть, потому, что в нем чувствуется та же скрытая песенная сила.

Передо мной клетчатый листок, исписанный старательным ученическим почерком:

«Мы, хористы Дворца культуры имени Горького, просим передать от нас и от всей советской молодежи Анатолию Софронову горячий привет… Эта песенка «Не колокольчик под дугой», опубликованная в газете «Комсомольская правда», нам очень понравилась. Ведь эта песенка о русской земле. О советском простом человеке. Трогательно и задушевно звучит…»

А рядом с этим безыскусным письмом — конверты с заграничными марками. Писательские весточки из Чехословакии, ГДР, Франции, Исландии, Индии… Там, где пролегли пути–дороги Анатолия Софронова, у него остались друзья. Но, пожалуй, с самой большой радостью писатель едет в родной зеленый город на Дону, где были написаны первые стихи, первая песня, первая пьеса…

А. Софронов и Б. Ручьев в Кремле

Без Ростова не было бы ни пьес, ни стихов, ни несен.

На одном поэтическом вечере, сидя рядом со мной, Анатолий Владимирович вспомнил, как в юности сочинял не только стихи, но п музыку к ним. Он был добродушно, благожелательно настроеп к поэту, пытавшемуся это делать теперь. Но когда внимательно вслушался в бойкие слова и «блатной» мотив, то невольно поморщился.

Кто–то сказал, что поэзия ближе к драматургии, чем к прозе. Творческий путь Анатолия Софронова убедительно подтверждает это. Казалось, вот–вот Софронов–драматург затмит, оттеснит на второй план Софронова–иоэта. И вдруг лирик, вобрав в себя опыт драматурга, предстал в новом качестве — автором искренних, захватывающих поэм. Этот «взрыв» не случаен. Для того, кто внимательно следил за творческой судьбой Софронова, он всегда оставался поэтом.