Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

Последние годы их и без того непростого общения были омрачены скандалом, связанным с продажей дома, в котором жила Милева с сыновьями и который был приобретен Эйнштейном на Нобелевскую премию.

В результате череды странных событий и судебных разбирательств 85 000 швейцарских франков оказались в руках Марич.

Эйнштейн счел себя обманутым. Милева Марич – униженной, ведь ее бывший супруг затеял продажу, даже не поставив ее (фактического владельца дома) в известность.

А потом все закончилось – она ушла из жизни, так и не простив Эйнштейну предательства, как она была уверена, собственного больного сына. Эйнтштейн остался наедине со своими мыслями и со своим одиночеством…

«Мучительно жаль, что у мальчика [Эдуарда] нет никаких надежд жить нормальной человеческой жизнью. Так как инсулиновая терапия закончилась провалом, на помощь медиков рассчитывать не приходится…»

Эйнштейн любил повторять: «…я пережил две войны, двух жен и Гитлера».

Слова, которые ученый произносил якобы со смехом, вовсе не являются удачной шуткой. Для Эйнштейна это были драматические, предельно напряженные периоды его биографии, в которых было счастье и трагедия, надежда и полная безнадежность, радость и печаль.

«Учитесь у вчерашнего дня, живите сегодня, надейтесь на завтра. И не переставайте задавать вопросы».

Можно утверждать, что с этим лозунгом Эйнштейн вступил в последний этап своей многотрудной и более чем непростой жизни.

Хотя у кого она простая?

А вопросы по-прежнему будоражили его мозг.

«Со времени завершения теории гравитации теперь прошло уже сорок лет. Они почти исключительно были посвящены усилиям вывести путем обобщения из теории гравитационного поля единую теорию поля, которая могла бы образовать основу для всей физики. С этой целью работали многие. Некоторые обнадеживающие попытки я впоследствии отбросил. Но последние десять лет привели наконец к теории, которая кажется мне естественной и обнадеживающей. Я не в состоянии сказать, могу ли я считать эту теорию физически полноценной; это объясняется пока еще непреодолимыми математическими трудностями; впрочем, такие же трудности представляет применение любой нелинейной теории поля. Кроме того, вообще кажется сомнительным, может ли теория поля объяснить атомистическую структуру вещества и излучения, а также квантовые явления. Большинство физиков, несомненно, ответят убежденным «нет», ибо они считают, что квантовая проблема должна решаться принципиально иным путем».

Итак, стремление к истине оказывается для ученого дороже окончательного обладания ею. Ведь если опираться в рассуждениях на теорию относительности, становится ясно, что и истина в конечном итоге может быть весьма относительной, но путь к ней, работа ума, анализ вариантов, поиск ответов на вопросы дают возможность бесконечно приближаться к ней, заблуждаться и в то же время доказывать (себе в первую очередь) собственную правоту.

Правда о реальном мире зависит от многих причин, и каждый исследователь должен понимать это. Наука дает возможность нарисовать некую определенную схему мироздания, но каждая такая схема, уступая место последующей, сохраняет для человечества своего рода исторические, порой взаимоисключающие варианты, слепки времени, рисует ленту этого времени, где все находится в постоянном движении и противоборстве.

Альберт Эйнштейн в своем кабинете в Принстоне. 1951 г.

«Противоречия, которые часто бывают незаметными в данную эпоху и выявляются в следующую, гипотезы, которые ждут пока еще отсутствующего подтверждения, – это связи, соединяющие научные теории эпохи с последующим развитием науки. От них в большей мере зависит скорость научного прогресса».

Борис Григорьевич Кузнецов (1903–1984) – советский философ, историк науки, доктор философских наук, лауреат Сталинской премии 1942 года, председатель Международного Эйнштейновского комитета.

Впрочем, отношение к научно-техническому прогрессу Эйнштейна было далеко не однозначным. Сознательность и здравомыслие ученый видел как основные сдерживающие начала в бесконечном поиске человеком идеальных условий своего бытования. Ученый любил повторять: «Технический прогресс подобен топору в руках патологического преступника».