Андрей Шляхов - Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

В Харькове Иван Романович Пельтцер снова начал подумывать о собственном деле, да было как-то боязно. Неудача с актерской школой в Москве еще была свежа в памяти, кто на молоке обжегся, тот, как известно, и на воду дует. Вдобавок Синельников часто и очень вкусно, хорошим слогом и с большой выразительностью рассказывал о своих неудачах. Историй на тему «мои переговоры с кредиторами» у Николая Николаевича было великое множество, одна смешнее другой. Над чужими проблемами можно и посмеяться, особенно если человек сам о них рассказывает в комическом ключе. Но стоит только представить, что тебя самого начали осаждать кредиторы, как смеяться уже не хочется. Для открытия собственной антрепризы Ивану Романовичу нужно было занимать средства на стороне, а рисковать чужими деньгами вдвойне страшнее, чем своими. Но к 1915 году он все же решился и, к великому своему удивлению, нашел понимание и поддержку у жены. Иван Романович думал, что жена будет против, начнет ворчать, что у него ничего не получится, но вместо этого она сказала:

– Очень хорошо, Ванечка! Давно пора становиться хозяином, нельзя же всю жизнь быть на побегушках! Дети подрастают, нам нужны средства.

Актерскую школу, которую муж имел в Москве, Евгения Сергеевна за серьезное дело не считала – приходит какая-то голытьба и норовит в долг учиться, а доброму Ванечке вечно всех жалко… То ли дело – антреприза. Хорошее дело, достойное, почтенное.

Через одного из Ройзенов (седьмая вода на киселе, но все же родственник), служившего в Азовско-Донском коммерческом банке, жена устроила Ивану Романовичу кредит на весьма выгодных условиях.

Время для отправления в самостоятельное плавание по бурному морю предпринимательства было не самое лучшее – 1915-й год. Первая мировая война в разгаре. Люди начали уставать от нее. Жизнь с каждым месяцем (пока еще не с каждым днем, но все же) становилась все хуже, но Иван Романович подбадривал себя тем, что в тоскливые времена люди больше нуждаются в развлечениях. У Синельникова, например, дела шли неплохо. На одном только «Гамлете», поставленном в 1914 году, Николай Николаевич мог «вытянуть» сезон, а ведь были и другие громкие премьеры.

У Синельникова Иван Романович тоже нашел поддержку. Николай Николаевич дал много ценных советов, сказал, что «в случае чего» двери его театра всегда открыты для Пельтцера, и помог снять двухэтажное здание на Полтавском шляху, одной из главных улиц Харькова.

Синельников был так добр, поскольку, не желая (да и не рискуя) конкурировать со своим учителем, Иван Романович собирался открывать театр миниатюр. Миниатюра менее затратна в постановке, большой труппы не требуется, режиссура несложная, и есть возможность давать и по две премьеры в неделю. С какой стороны ни взгляни – везде выгода.

Театры малых форм – кабаре, театры миниатюр, мюзик-холлы, варьете – были необычайно популярны в начале прошлого века. Необычайный простор для творческих экспериментов привлекал актеров с режиссерами, а легкость жанра (нередко – лишь кажущаяся) обеспечивала успех у зрителей.

Первыми и самыми известными театрами миниатюр стали «Летучая мышь» Никиты Балиева в Москве и «Кривое зеркало» Александра Кугеля в Петербурге. Они появились в 1908 году, а начиная с 1909-го театры миниатюр стали расти по всей Российской империи словно грибы после дождя. В любом губернском городе их было несколько.

Напротив театра Пельтцера, через сквер, находился театр миниатюр Сарматова. На самом деле Сарматов звался Станиславом Францевичем Опеньховским. Известность он снискал как поэт-куплетист, выступавший в образе босяка, а ля французский апаш. После выхода пьесы Максима Горького «На дне» «босяки» на эстраде стали необычайно популярными. У самого Сарматова было даже стихотворение, посвященное Горькому, которое он исполнял со сцены под так называемую «босяцкую чечетку»: