Михаил Грачев - В батальоне правительственной связи. Воспоминания семнадцатилетнего солдата. 1943—1945

Посидели и мы на чужой могилке. Мать с отцом выпили чекушку водки, вторую мать вручила отцу в дорогу. Прощались, обнимались, обещали часто писать друг другу. Но настроение у всех было подавленное. Команда: «По машинам!» Отец махнул из кузова на прощанье рукой и уехал в неизвестность. А мы с матерью знакомой дальней лесной дорогой пошли домой.

На этом мое детство закончилось, в пятнадцать неполных лет остался я старшим мужчиной в доме, главой семьи.

Летом 1941 года наш рабочий поселок Сивеж закрыли. Все взрослое мужское население ушло на фронт. Остались женщины и дети, валить лес было некому. Мы с братом сколотили плот из бревен и сплавили всю семью вниз по реке Кисть в поселок Ворваж. Там работал лесной участок леспромхоза. Мать устроилась рабочей по обработке древесины на берегу. С утра и до вечера она махала топором, обрубала сучья спиленных в лесу деревьев. Очень тяжелый труд, работали зимой и летом на улице. Постоянно горели большие костры, в которых сжигался обрубленный лапник, заодно согревая стучавших топорами рабочих.

Поселились мы опять в бараке, всей гурьбой в одной небольшой комнате. В комнате же стояла кирпичная печь с плитой, которые отапливались дровами. Над ней же сушилась промокшая насквозь брезентовая спецовка матери и ее обувь. На ней же готовили нехитрое варево. А мокрый топор сушился отдельно в углу.

Благо в лесу жили, дров хватало. Общественная баня в поселке присутствовала, по субботам я с удовольствием вел братьев мыться. А вот туалет стоял поодаль от барака, на улице, приходилось бегать туда зимой и летом. Шел мне тогда уже пятнадцатый год, во время войны вполне зрелый возраст.

Наш леспромхоз поставлял на фронт и для народного хозяйства круглый лес – сырье для изготовления фанеры, шпал, спичек, крепежа для горной промышленности, лыж, саней, деревянных ручек для топоров и лопат. Вся Москва отапливалась дровами нашей области. Газогенераторные двигатели машин и тракторов тоже работали на наших березовых чурках. На лесозаготовки проводилась даже мобилизация, приезжали работать колхозники и горожане.

Лес вывозили на лошадях, деревья валили ручными двуручными пилами и топорами. Работа была очень тяжелой, зимой работали по пояс в снегу. В весеннюю распутицу в лесу волокуши и лошади тонули в болотах. Существовал план заготовки древесины, его надо было обязательно выполнять. Дело было подсудное, в лагерях, в местах не столь отдаленных, всегда требовались бесплатные рабочие руки. Попасть туда никто не хотел. Жили по жестким законам военного времени. Всё для фронта, всё для победы. Работали все – и стар и млад, стране нужно было много леса и изделий из него.

К моей большой радости, меня взяли работать подручным кузнеца. Я частенько до этого заходил в кузницу посмотреть, как он работает. Надо сказать, что работа эта мне очень нравилась. Приятно было слышать, как вздыхает кузнечный горн. Видеть, как летят искры из-под молота и из раскаленной заготовки получается красивая и нужная вещь. Кузнец был очень нужным и уважаемым человеком в деревне. Сварки тогда не было совсем, поэтому ремонт всей колхозной и домашней утвари лежал на его плечах. Все подковы для лошадей были изготовлены им же, лошадей ковал тоже он. Работал я с удовольствием и со временем мог полностью подменить своего учителя.

«Миша, как это у тебя так получается? Из какой-то железяки такая нужная вещь?» Объяснить это я и сам не мог. Получалось, да и все. Как-то само собой все получалось.

Однажды в кузницу приехал подковать лошадь председатель колхоза из деревни Головино Турдиевского сельского совета. Лошадь ему я подковал быстро и качественно. Моя работа ему понравилась, и стал он звать меня кузнецом в свой колхоз. По трудовому договору. Предложение мне пришлось по душе, посоветовался с матерью и согласился. Правлением колхоза определили мне сорок трудодней за месяц и поселили к хозяйке – пожилой женщине, в ее большой деревенский дом. За это колхоз выделял ей десять трудодней в месяц и еще выдавал зерно. Завтраки, обеды и ужины готовила тоже она. Так что я всегда был накормлен. А это главное – на голодный желудок работается плохо, все мысли сводятся к одному: как бы поесть. С работой я вполне справлялся, председатель колхоза был доволен, и моя семья не голодала. Все было бы хорошо, если бы не шла война.

Оставшимся работать в колхозе приходилось очень тяжело. Существовала минимальная норма выработки на одного колхозника, трудодни. В 1940 году она составляла двести девяносто четыре трудодня, а в начале войны увеличилась до четырехсот. Были повышены нормы сдачи сельхозпродукции государству, вдвое увеличен сельхозналог. В то же время работать было некому, все мужское население было в армии.