Дайан Китон - Кое-что ещё…

Джек – непредсказуемый и неоднозначный человек. Помню, однажды мы снимали сцену в пляжном доме Эрики. В сценарии она описывалась так: “Эрика и Гарри, промокшие под дождем насквозь, вбегают в дом и торопливо закрывают окна и двери. В небе сверкает молния, и в доме пропадает электричество. Чиркает спичка – они зажигают свечу, за которой следует еще одна, и еще одна. Эрика оборачивается и видит, что на нее смотрит Гарри. Прежде чем оба из них успевают опомниться, они оказываются друг у друга в объятиях и целуются”.

Для меня, Дайан, поцелуй был символом того, что Эрика нашла то, что давным-давно потеряла. “ Извини, – говорит Эрика”. “За что? – спрашивает Гарри”. “За то, что поцеловала тебя”. “Нет, милая, это я тебя поцеловал”.

Потом по сценарию Эрика целует Гарри.

Я вдруг понимаю, что совершенно забыла следующую свою реплику.

– Черт, забыла, что я должна сейчас говорить?

– Этот поцелуй за мной, – подсказывают мне.

То есть я, Эрика Барри, беру на себя инициативу и целую Гарри. Вроде бы понятно. Как только мы попробовали снять сцену еще раз, я опять забыла свою реплику.

– Извините, не понимаю, что это со мной. Как там она говорит?

– Дайан, ты должна сказать “Этот поцелуй за мной”! – прокричала мне из режиссерского кресла Нэнси.

– Да-да, точно. Конечно. Извини, Нэнси. Давайте попробуем еще раз.

И так это продолжалось на протяжении следующих десяти минут. Я не понимала, что со мной происходит. Единственное, что твердо сидело у меня в голове – мысль, что я должна не забыть поцеловать Джека. То, что я, как персонаж чужой истории, имею право целовать Джека Николсона, совершенно вскружило мне голову. Я забыла, что мы снимаем фильм. История, придуманная Нэнси, становилась и моей историей – историей о том, как я целовала Джека Николсона. Что самое прекрасное: Джек был вынужден целовать меня с таким же удовольствием, с каким я целовала его. Не знаю, что он сам думал по поводу этой сцены. Знаю только, что одно его присутствие заставляло меня чувствовать порхание пресловутых бабочек в животе. Сценарий тут был ни при чем – это все Джек, и его необъяснимое очарование.

Вот что дала мне “Любовь по правилам и без”: ниспосланную свыше Нэнси, поцелуй Джека и процент от продаж. Этот фильм навсегда останется моим самым любимым – не только потому, что я совершенно не ожидала сняться в таком кино в свои пятьдесят семь лет, но и потому, что благодаря “Любви” я оказалась в компании двух необыкновенных, чудесных людей и получила два подарка и поцелуй.

Перед увольнением новая медсестра оставила мне сообщение.

“У вашей матери начались галлюцинации. После приема лоразепама она начала кричать и трястись. Если ей что-нибудь было нужно, она кричала. Потом схватилась за поручень и отказывалась выпускать его из рук: кричала «Нет» и уверяла, что стена постоянно движется. Она то и дело видит разных людей у себя в комнате. Видимо, лекарства ей не помогают”.

Это объясняло странное мамино поведение во время нашего вчерашнего к ней визита. Она хотела продать дом – и плевать, что на соседнем холме развеян прах ее мужа. Сосну, которую они с ним вместе посадили у дома, она собиралась спилить.

– Мам, присядь, давай все обсудим. И тебе надо поесть, – пыталась вразумить ее я.

Но мама то и дело вскакивала – то чтобы взять что-то, что она забыла, то еще зачем.

– Как называется эта штука для готовки? Забыла. И кто этот мальчик? Не кричи, мальчик, – говорила она, и Дьюк заливался слезами.

Я попыталась утешить сына обещанием свозить его на пляж Биг-Корона.

– Мам, – зашептала Декстер, – спроси у бабушки, можно мне колы?

Услышав шепот, мама резко обернулась:

– Что это она тебе там шепчет? Что вы от меня скрываете?

– Она просто хочет кока-колы, – попыталась объяснить я.

– Пусть тогда спросит меня! Вы, юная леди, в моем доме, так что будьте добры обращаться ко мне напрямую.

– Мам, она знает, что мы у тебя в гостях, просто немного стесняется.

– Ну, если она не хочет со мной говорить, пусть больше ко мне не приходит. Все равно я ей не нравлюсь, верно, девочка? Ну-ка, скажи, права я или нет?

Декстер замерла, а Дьюк принялся тянуть меня за рукав:

– Мам, давай уйдем.

И мы ушли.

Больно было смотреть, как мама пытается справиться с постоянным нервным напряжением, источника которого она не понимала. Мама резко перешла от начальной стадии болезни к ее середине, а может, и к концу. Не знаю, может, это произошло из-за того, что она так яростно сопротивлялась болезни в самом ее начале? Мы с детьми сходили на пляж и заглянули попрощаться с мамой, но к этому моменту она уже забыла, что мы приходили к ней в гости. Она сидела в гостиной и смотрела в пустоту. Когда я поцеловала ее, она спросила, кто я.