Дайан Китон - Кое-что ещё…

Спустя несколько лет папа вывез нас еще дальше на юг, к пляжу Доэни. Там мы тоже жили в палатке, а еще занимались серфингом и пели песни у костра. Иногда мы проводили выходные в Ринконе, прямо рядом с Тихоокеанским шоссе. Но самым любимым местом у папы была бухта Дайверс в Лагуна-Бич. Папа и его лучший друг Боб Бландин надевали гидрокостюмы и часами пропадали в океанских волнах, пока мы тихонько играли на берегу. Мама кормила нас бутербродами с колбасой и майонезом. С нами ездила и жена Боба, Уилли, которая красила губы ярко-красной китайской помадой и курила – совершенно неприемлемое с маминой точки зрения поведение.

Помню, что ночью утесы казались мне похожими на динозавров. Днем мы забирались на них и оглядывали наш любимый Лагуна-Бич. Если бы вы посмотрели на нас с пляжа, наверняка решили бы, что перед вами – идеальная калифорнийская семья пятидесятых, словно сошедшая со страниц журнала.

Радио играло в нашей жизни огромную роль. Больше всего мне запомнилась модель “Philco”, высокая, в виде шкафчика. Мы купили ее в кредит, как любые другие ценные вещи. Мы слушали радио по воскресеньям.

В три часа передавали “Семью одного человека”, мой любимый многосерийный радиоспектакль. Чтобы не пропустить подробности жизни отца Барбера и его семьи, мы с сестрами бегом бежали домой из церкви. Отец Барбер казался нам самым хорошим, мудрым и понимающим человеком на свете. Мне еще тогда казалось очень несправедливым, что мой папа не обнимает меня, не шутит и не разговаривает со мной, как отец Барбер. Почему он не такой добрый, не такой терпеливый, не такой любящий? Но что уж тут поделать, таков был мой отец. Я мечтала, чтобы однажды папа сказал мне: “Ну-ка, Коврижка, иди сюда, и я тебя крепко поцелую”. Или чтобы мама сказала: “Поторопись, а то пропустишь следующую серию истории про своих любимых Барберов”.

Но единственным, что объединяло мою семью с семьей Барберов, было вечное стремление родителей к лучшей жизни. Мне это казалось обидным, и я решила, что, когда вырасту, буду жить совсем по-другому. Моя собственная семья будет идеальной. Уж я-то об этом позабочусь. Идеальной, счастливой и красивой.

В шесть лет телевидение подарило мне Гейл Сторм, запустив сериал “Малышка Марджи”. Мне нравилась именно Гейл, а не Люсиль Болл. Гейл была моим идеалом – умная, бесстрашная, всегда готовая ввязаться в какую-нибудь переделку, которая, конечно же, приводила в ярость ее отца. Гейл была забавной, но беззащитной. Мне она очень нравилась. В то время самым популярным сериалом был “Я люблю Люси”, а похождения Гейл шли на втором месте – но только не для меня. Я знала, что мы с Гейл – родственные души. День, когда после 126 эпизодов сериал закрыли, стал для меня поистине черным.

Пятнадцать лет спустя, когда я училась в Школе театральных искусств, внезапно выяснилось, что один из моих соучеников, Фил Боннел, – на самом деле сын Гейл Сторм. И на Рождество он пригласил меня к своей маме в Беверли-Хиллз. Мы приехали где-то в полдень, но Гейл нигде видно не было. Фил сказал, что она поздно встает, – а я-то думала, что все мамы, как моя, вскакивают в шесть утра под бодрые вопли радиоведущего Боба Крейна и бегут на кухню варить овсянку. В особняке Боннелов – неудобном, старом доме в стиле ранчо – радио не играло. Гейл, когда она наконец спустилась, оказалась довольно мрачной женщиной, совершенно не склонной ни к каким проказам и проделкам. Потом Фил рассказал мне, что у его матери проблемы с выпивкой. Мне сложно было поверить в то, что Гейл Сторм оказалась пьяницей, но наконец до меня дошло: несмотря на то что все ее мечты вроде бы сбылись, Гейл все равно не была счастлива.

Следующего кумира я обрела в старших классах школы – им стал Грегори Пек. Вернее, Аттикус Финч – персонаж Грегори Пека в “Убить пересмешника”. То, как спокойно он подходил к решению самых сложных жизненных проблем, потрясло меня до глубины души. Пожалуй, я боготворила его даже больше, чем Уоррена Битти в “Великолепии в траве”.

Я почти всем и всегда делилась с мамой – ну, за исключением моих сексуальных переживаний и влюбленностей в кинозвезд. Впрочем, Грегори Пека мы любили и обсуждали обе. Если бы только мы с ним встретились! Он, по праву заслуживший звание моего героя, смог бы наставить меня на путь истинный, чтобы я стала тем, кем хотела быть. Под его чутким руководством я бы набралась смелости, чтобы спасать людей от несправедливостей расистского общества, и даже смогла бы пожертвовать своей жизнью ради своих убеждений.