Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

Несмотря на природную свою темпераментность, нервность и вспыльчивость, отецъ пользовался во всѣхъ общественныхъ и дѣловыхъ кругахъ прочнымъ и большимъ уваженіемъ. Къ его голосу внимательно и охотно прислушивались въ виду всѣми признанной рыцарской честности его натуры и правдивой искренности, всегда проявлявшейся имъ въ его публичныхъ выступленіяхъ. На дворянскихъ собраніяхъ почти безпрерывно его выбирали кандидатомъ въ Губернскіе Предводители, но отецъ отъ подобной почетной должности уклонялся за неимѣніемъ достаточныхъ свободныхъ средствъ.

Средняго роста, худой, съ тонкими темными назадъ зачесанными волосами, небольшой окладистой бородой, густыми усами съ слегка закрученными концами, голубыми близорукими глазами, прикрытыми всегда очками, крупнымъ энергичнымъ носомъ, отецъ отличался живостью движеній, рѣчи и поступковъ, ставя превыше всего соблюденіе долга, аккуратность и порядокъ.

Будучи вѣрующимъ, отецъ любилъ церковную службу и долгое время исполнялъ въ Головкинской церкви должность церковнаго старосты. Между прочимъ, при немъ совершенъ былъ основательный ремонтъ церкви, представлявшей собой, до извѣстной степени, историческій, а главное художественный интересъ, ибо церковь эта была выстроена въ 1786 году извѣстнымъ Екатерининскимъ временщикомъ Григоріемъ Орловымъ по рисункамъ знаменитаго архитектора Растрелли въ стилѣ итальянскаго ренессанса съ удивительно красивыми очертаніями ея внѣшняго фасада и рѣдкой гармоничностью ея внутренней отдѣлки.

Всякое дѣло отецъ любилъ исполнять съ возможной точностью въ строгомъ соотвѣтствіи съ намѣченнымъ планомъ или полученнымъ имъ порученіемъ. Давая другимъ тѣ или другія приказанія, отецъ имѣлъ привычку повторять свой наказъ по нѣсколько разъ, при этомъ былъ взыскателенъ, требователенъ и вспыльчивъ „какъ всѣ Наумовы”, но отходчивъ, и по натурѣ былъ очень добрымъ и сердечнымъ человѣкомъ.

Отецъ былъ прекраснымъ семьяниномъ, любилъ мать и насъ всѣхъ. Самъ по себѣ очень скромный, онъ всего себя отдавалъ семьѣ и хозяйству, во многомъ себѣ отказывая.

Онъ любилъ музыку, бралъ до женитьбы уроки на віолончели у профессора Шмидта, черезъ посредство котораго сдѣлался обладателемъ рѣдкаго „Страдиваріуса”. Послѣ его продажи, онъ купилъ другой инструментъ (Вильома) у сосѣда и родственника — Леонтія Борисовича Тургенева, на которомъ онъ и продолжалъ впослѣдствіи играть. Какъ бы отецъ ни уставалъ въ теченіе своего трудового дня, вечеромъ, послѣ ужина, отпустивъ приказчиковъ послѣ наряда и заперевъ свою контору, онъ садился въ своемъ кабинетѣ за віолончель и отъ 9 — 10 часовъ вечера изъ его оконъ слышались во дворѣ одинокіе звуки этого благороднаго инструмента — сначала гаммы, упражненія, а затѣмъ и мелодичныя темы разныхъ классиковъ. Если этого не бывало, это значило или, что отецъ нездоровъ, или чѣмъ-либо особливо озабоченъ или разстроенъ...

Въ общемъ, будучи общительнаго и скорѣе веселаго характера, отецъ любилъ общество и предоставлялъ все возможное моей матери въ смыслѣ устройства пріемовъ, знакомствъ и развлеченій. Съ 1875 — 1887 г., по зимамъ, мои родители, ради ученія своихъ сыновей, жили въ Симбирскѣ. Сначала была наемная квартира въ домѣ Данилова, около церкви Ильи Пророка, а затѣмъ дѣдушка подарилъ моему отцу домъ-особнякъ, бывшій Денисова, съ обширнымъ садомъ.

Всѣ мои дѣтскіе и юношескіе годы, вплоть до окончанія мною гймназическаго курса, проведены были въ этомъ домѣ. Прежде чѣмъ переѣхать въ него, отцу пришлось капитально всю усадьбу отремонтировать, причемъ въ верхнемъ этажѣ (онъ былъ двухэтажный) были съ обѣихъ сторонъ устроены крытыя галлереи, столь памятныя для нашего дѣтскаго времяпрепровожденія. Изъ оконъ одной изъ нихъ открывался незабываемый видъ на Волжскій просторъ, особенно во время весенняго разлива, съ обычными его спутниками — плывущими пароходами, плотами, бѣлянами 1и пр...

Въ верхнемъ этажѣ жили мы, дѣти, — трое сыновей, а вънижнемъ — родители, причемъ у отца и матери были свои „половины”, а затѣмъ помѣщались: удобная столовая и большая зала-гостиная. Главное же достоинство нижняго этажа заключалось въ расположенной около маминаго будуара террасѣ, тоже съ видомъ на Волгу и выходомъ прямо въ садъ.

„Весь Симбирскъ” бывалъ у моихъ гостепріимныхъ родителей, и это немудрено, ибо добрая половина его были нашими родственниками. Дѣловые разговоры чередовались съ веселой болтовней, музыка съ картами, а про наше раздолье юношескихъ игръ и забавъ въ тѣнистомъ плодовомъ саду и говорить нечего — было гдѣ разгуляться и порѣзвиться!