Лидия Кудрявцева - Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Мария Никандровна также готовила Александра по античной и священной истории (с её «непонятными и мрачными легендами», как он выразится) к вступительным экзаменам в кадетский корпус. Иного пути для него не было. Матушка долго хлопотала об устройстве и этого сына за казённый счёт. И во все эти унизительные походы по петербургским канцеляриям брала с собой, вероятно, для убедительности бедственного положения. «Вижу её идущую твёрдым шагом по петербургскому асфальту, одетую в строгий фиолетовый костюм. Левая рука согнута в локте, держит ридикюль, словно ружейный приклад. Свободной рукой она подчёркивает шаг». Он увидит и запомнит даже прямое перо на шляпе, похожей на кивер: «…конфликт женской хрупкости с ролью главы семейства причинял мне боль». Всё его сердечное внимание посвящено в воспоминаниях матери, жившей бедно, но с большим достоинством. Любопытно «Свидетельство» гатчинского полицмейстера от 23 сентября 1913 года: вдова полковника Алексеева «имущества, кроме необходимого носильного платья и квартирной обстановки, другого никакого не имеет; ни в чём предосудительном замечена не была; в материальном отношении не богата и нуждается». У сына было чувство – мама приносила себя детям в жертву, чтобы они могли учиться, расти и достойно жить. Заботы, тревоги матери, которые он наблюдал, сыграют важную роль в его душевной жизни. «Этот смысл, который я в семь лет (тут он ошибается, был постарше. – Л. З., Л. К .) придавал маминым хлопотам, преследовал меня всю жизнь и определил глубокие чувства к матери и вообще ко всем женщинам».

Лирически-ностальгические строки прирождённого художника, умеющего рисовать словом незабываемые картины русского детства, наполняют воспоминания – единственное, что свяжет его с родиной. Вместе с ним мы погружаемся в то далёкое, что неизменно зовётся Россией: «Лютая русская зима заканчивается внезапно с появлением кренделей в форме птиц, которых называют "жаворонками", потому что они объявляют таяние снега. Белая ватная тишина пропускает сквозь себя журчание ручейков, отмеряемое капелью… Показывается солнце; его приветствует щебетанье тысячи крохотных птиц, облепивших крыши, звон колокольчиков на санях в Вербное воскресенье, а неделю спустя пасхальных колоколов».

Два с лишним года, прожитые в Гатчине до поступления в Первый кадетский корпус, окончательно сформировали в подростке Алексееве деятельную творческую личность, душевную отзывчивость, склонность к мистике, любовь к чтению, развитую зрительную память, интерес к знаниям, открытиям и потребность в рисовании. Определились и черты характера: свободолюбие, независимость, целеустремлённость. Характеру предстояло окончательно созревать в корпусе.

Год поступления Александра в Первый кадетский корпус называют по-разному: то – 1909-й, а то и 1912-й. Самое убедительное доказательство – письмо Марии Никандровны в Генеральный штаб с просьбой выслать ей Послужной список мужа для поступления сына в Первый кадетский корпус. Документ отправлен 28 сентября 1910 года. В Корпусе начало занятий – 15 августа. Стало быть, М.Н. Алексеева готовила документы для поступления сына в 1911 году. В то время ему исполнялось десять лет и четыре месяца. И вот его первый кадетский день. Первые впечатления.

«Зал собраний Первого кадетского корпуса считался самым большим в Петербурге. Его стены нежно-зелёного цвета с белыми пилястрами освещались днём светом, падающим из ряда высоких, в два этажа окон, расположенных на противоположных стенах. В простенках между ними висели портреты императоров в полный рост в гигантских золочёных рамах. Под портретами стояли банкетки в стиле Людовика XV, обитые гранатовым велюром. С потолка спускались пять белых люстр в золоте, огромные, как маковки колоколен. В углу этой залы, почти пустой, словно пчелиный рой, жались друг к другу восемьдесят семей, казалось, охваченных одним душевным порывом: они привели сюда своих сыновей, достигших десятилетнего возраста… Вошёл блестящий офицер в белых перчатках и объявил о том, что настало время прощаться; створки больших дверей закрылись за детьми, уже собранными на лестничной площадке».

Старшие на год кадеты были обриты наголо и одеты в чёрную с красным форму: рубашки с красными погонами, чёрные брюки, сапоги и лакированные ремни с медными пряжками и гербом святого Георгия. Ему всё это предстояло. В спальне на несколько десятков человек его ждала железная кровать с деревянным щитом и тонким матрасом. С первого дня их начали учить маршировать. Через несколько месяцев шаг его стал чётче и звучал ритмично, «словно шум машины, что пожирает время». Он заметил, когда они проходили по паркету залов или по плитам коридоров, звук от шагов менял тембр. Слух у него был отменным.