Елизавета Эбнер - Южный Тироль. Другая Италия

В начале «Безобразной герцогини» Фейхтвангер написал: «Ясно, что Тиролем может править только тот, кого захотят Тирольцы. Бог так расположил в этой стране горы, долы и ущелья, что чужак не сможет овладеть ею». В конце исторического романа, описывая принятие Маргаритой решения о передаче Тироля Габсбургам, писатель уже не возвышается до патетики: «Граф фон Шенна счёл это предложение весьма выгодным. Он лично всегда предпочитал весёлых, обходительных австрийцев грубым, свирепым баварцам». Так Тироль потерял независимость и стал частью Австрийской монархии.

А Маргарита? Маргарита, покинув свои владения, больше никогда не возвращалась в Тироль: ни в книге, ни в реальной жизни.

Сначала у них забрали унитаз. Объяснение, что это безобидный реверанс классику современного искусства, дадаисту Марселю Дюшану, который впервые выставил обыкновенный писсуар в галерее, не помогло, и его по требованию активистов партии «Национальный альянс» безжалостно изъяли городские власти. Унитаз был творением римских художниц Элеоноры Кьяри и Сандры Голдшмид, работающих под псевдонимом Goldiechiari . При приближении к нему зрителей санитарный объект играл гимн Италии и самостоятельно спускал воду. Дошло до суда. Было вынесено решение, что унитаз не оскорбляет ни гимн Италии, ни итальянское государство, и его вернули на место.

Затем их «Распятую лягушку» немецкого художника Мартина Киппенбергера, проходя мимо, увидел представитель Ватиканской курии. В результате против глумливо ухмыляющегося зелёного земноводного на кресте, с яйцом в одной лапе и пивной кружкой в другой, выступил лично папа римский Бенедикт XVI. Министр культуры Италии Сандро Бонди назвал лягушку «ненужной провокацией», а чиновник Франц Паль объявил в знак протеста против скульптуры голодовку и даже попал в больницу. Между тем художник Мартин Киппенбергер, скончавшийся в 1997 году, называл свою работу Zuerst die Fuss e («Сначала ноги») автопортретом, изображающим человека в состоянии глубокого кризиса.

Наконец, весь мир облетела новость об инсталляции «Вечером мы собирались танцевать», которую уборщики приняли за мусор. Работа уже упоминавшихся римских художниц Элеоноры Кьяри и Сандры Голдшмид должна была рассказать об идеологии общества потребления, высмеять роскошные вечеринки и скандалы вокруг итальянских политиков 1980-х годов. Разбросанные на полу пустые бутылки, окурки, серпантин, праздничные декорации, элементы одежды и обувь уборщики приняли за мусор от проходившего накануне мероприятия, рассортировали его в мусорные мешки и вымыли помещение. К счастью, инсталляцию всё-таки удалось восстановить.

Все эти истории произошли в музее современного искусства в Больцано (Бозене). Его заносили в «чёрные списки», а о скандалах, связанных с его экспозициями, писала, кажется, вся международная пресса. Несмотря на это, в «Музейоне» даже в самые нелёгкие времена словами и действиями боролись за право искусства быть свободным, а все неприятные инциденты воспринимали философски, как основу для дискуссии о современном искусстве.

Строительство музея современного искусства в Больцано (Бозене) не принесло «Бильбао-эффекта» региону. Художникам из Лондона или Нью-Йорка, которых время от времени приглашают принять участие в выставочных программах «Музейона», по-прежнему приходится выяснять его точное географическое положение. Тем не менее архитектурный проект музея авторства берлинского бюро KSV – Krüger, Schuberth, Vandreike – очень интересен. Расположенный на границе «старого» и «нового» Больцано параллелепипед высотой 25 метров одним из стеклянных фасадов отражает жизнь исторической части города, а вторым – быстрое течение реки Тальфер и начинающийся за рекой современный город. На закате стеклянные фасады становятся выставочным средством мультимедийного искусства. В многослойные стены музея вставлены непрозрачные стеклянные панели, которые в течение дня регулируют внутри «Музейона» свет. Днём, когда панели открыты, снаружи можно видеть всё, что происходит в здании. Кто знает, увидел бы проходивший мимо «Музейона» представитель Ватиканской курии «Распятую лягушку» Киппенбергера, если бы она, висевшая в холле музея над кассой, не была прекрасно видна через стеклянные стены с улицы?