Филип Гоулд - Когда я умру. Уроки, вынесенные с Территории Смерти

После этого Грейс, сидя рядом с ним, помогала ему рассылать эсэмэски. У него уже было совсем плохо с координацией движений, и тексты, которые он набирал собственной рукой, читать было просто невозможно. Мы видели, как он пытается отослать Эду Виктору такой текст: «Это лучшее время, это худшее время». Я даже не знаю, понимал ли он в тот момент, что набирает цитату из Диккенса. Потом Аластер рассказывал, что получил от Питера Хаймана недоуменное послание: «Что он хотел сказать, прислав мне только цифры „3–5 дней“?»

А потом вдруг взгляд его стал сосредоточенным и решительным.

Он понимал, что время стремительно утекает между пальцев и от него сейчас требуется использовать все оставшиеся возможности. Главное дело, которое у него висело над душой, – это его книга. Он был убежден, что общепринятые представления о смерти не соответствуют истине, что время умирания – это время счастья и грандиозного личностного роста. И его охватил порыв именно сейчас это всем сообщить, зафиксировать эти мысли на бумаге.

Он пытается стучать по клавиатуре, у него ничего не получается, и он начинает диктовать маме. Это настоящая пытка. Мама помогает ему, потому что для него это очень важно, но она ненавидит каждую секунду этого процесса, считая, что он подрывает последние папины силы. Грейс отмечает про себя его почти одержимый вид с покрасневшими полузакрытыми глазами и хриплым голосом. А он говорит и говорит. Мама пишет страницу за страницей. Он полностью ушел в себя.

Меня гложет невыносимая боль, я слышу, как он с муками выговаривает каждое слово, и его голос становится похож на глухой перекатывающийся рокот.

Когда дело дошло до последней черты, папе уже было мало собравшейся вокруг него семьи, хотя я знаю, что она воплощала для него целый мир. И все равно самым главным для него оставалось его личное предназначение, его стремление придать смысл процессу умирания. Поэтому последняя книга значила для него так много. И вот он добывает откуда-то, явно не из собственного тела, последнюю вспышку энергии и берется записать прощальные слова. Несколько недель у него не было сил, чтобы заняться этим вплотную, но теперь он понял: или сейчас, или никогда. Он стоит перед лицом смерти и готов преодолеть все препятствия, чтобы понять ее смысл.

Входит врач. Он обеспокоен папиными показателями и говорит, что сейчас ему лучше было бы помолчать, но папа полон решимости.

О грядущей смерти мы оповестили лишь узкий круг. Нам не хотелось, чтобы толпа папиных друзей прошла вместе с нами через все эти муки. Но теперь я понимаю, что кое-кто должен об этом узнать. Я решаю позвонить Питеру, его старому другу еще с университетских времен (сейчас он живет в Бостоне, штат Массачусетс). Включив связь, он говорит: «Джорджия, прости. Подожди, я спущусь со стремянки». Когда он уже стоит на полу, я объясняю ему, что случилось. Я слышу потрясение в его голосе. Он, как и все мы, думал, что времени будет больше.

А папа продолжает диктовать. Наконец он доходит до точки и с чувством удовлетворения оглядывает нас, ожидая похвал. Он повторяет одни и те же слова: «Неплохо сегодня поработал». Мы просим его успокоиться.

«Queens Park Rangers» собираются играть с «Manchester City». Я включаю этот матч на канале «Sky Sports». Еще с тех пор как мне было шесть лет, у нас имелись сезонные клубные билеты «Queens», и мы езди ли по всей стране, чтобы смотреть их матчи.

Папа приходит в восторг: «Смотрите, это же Нил Уарнок!» Он спрашивает, почему качество изображения здесь лучше, чем когда мы смотрели футбол в Ньюкасле. Мама не одобряет этих забав, и я спрашиваю, не хотел бы он послушать какие-нибудь григорианские псалмы? Он смотрит на меня, как на дуру: «Джорджия, ты же видишь, что я смотрю футбол».

Он пытается вскинуть руки над головой – так же, как делал это дома. Но сейчас они раздуты вчетверо против обычных размеров, а вдобавок от них тянутся разные провода и трубки, так что ему не удается поднять их выше своего шлема-пузыря. Это выглядит очень мило и смешно – привычный, домашний жест в неподобающей медицинской обстановке. «Queens» сравнивают счет, и папины показатели уверенно идут вверх.

Потом он снова падает духом, дышать становится тяжелее, я выключаю телевизор и предлагаю ему отдохнуть. Так он и не увидит, как наша команда проиграла.

От Аластера приходит изумительное письмо. Мы зачитываем его, обливаясь слезами, а папа, спокойный, как никогда, тычет пальцем в экран своего ноутбука и говорит: «Похороны, похороны».