Филип Гоулд - Когда я умру. Уроки, вынесенные с Территории Смерти

Комната представляла собой один из антисептических боксов для больных с какими-либо инфекциями или пациентов, для которых инфекции представляют особую опасность. Простое, строгое помещение, предназначенное для чисто лечебных нужд. Раковина, пара стульев, а на дальней стене за папиной спиной два небольших окна. Еще было два монитора, на которые выводились основные параметры жизнедеятельности, – один прямо над койкой, а второй, с более подробной информацией, на рабочем месте медсестры, и она постоянно на него поглядывала. В этой комнате все выглядело надежно и по-деловому – и сестра, и всякие трубки, через которые поступают необходимые лекарства, и провода от разнообразных датчиков.

После того как я только что видела беспомощного папу, напуганного, едва дышащего, я поняла, что в реанимации ему была обеспечена относительная безопасность. Дыхание у него успокоилось, и около полуночи к нам зашел доктор Карр. Он сказал, что эту ночь папа наверняка переживет. Да и папа снова стал самим собой. Он успокоился, как и его дыхание.

Папа настаивал, чтобы мама хоть немного поспала. Последние несколько ночей она постоянно была на ногах. С другой стороны, я почувствовала, что ему очень не хотелось оставаться одному, так что я решила ночевать в больнице. Было видно, что ни мама, ни Грейс не хотели уходить, но я их буквально вытолкала, пообещав, что буду спать в комнате отца и в случае чего сразу их позову.

И вот я села рядом с папой. Мы посмотрели свежие сводки на сайте RealClearPolitics, обсудили дела, складывающиеся вокруг республиканской номинации, – все было так, как много раз до этого.

Потом я включила CSI, программу, которую он часто смотрел по вечерам, чтобы отвлечься от боли (правда, мы, все остальные, эту программу просто ненавидели). Я отчетливо помню, как он попросил, чтобы я развернула телевизор, чтобы и мне было хорошо видно экран. Потом Грейс сказала мне, что, когда она оставалась с ним наедине, он вел себя точно так же. Этот маленький жест был очень в его духе – невзирая на боль, на неудобства, все окружающее было важно для него, и ему в самом деле хотелось, чтобы я тоже с комфортом смотрела его любимую передачу.

Потом, уже под утро, он сказал, что хотел бы поспать. Я заказала такси и проплакала всю дорогу домой.

Среда, 2 ноября

Мама хотела поговорить кое о чем с папой наедине, так что мне довелось поспать пару лишних часов – примерно до семи. Я проснулась с чувством тревоги, которое владело мной весь предыдущий вечер, и позвонила в больницу, чтобы убедиться, что с папой все в порядке. Медсестра меня успокоила, сказав, что он чувствует себя неплохо. Часов в восемь мы с Грейс отправились туда, прихватив по дороге кашу и кофе – завтрак для мамы. Кроме того, мы взяли то, что просил папа: его книжки по искусству умирания, статьи о раке и ноутбук. Это было только начало. Потом последовала целая череда его просьб, которые мы выполняли, а он о них тут же забывал, так что скоро вся комната была завалена грудами его вещей. В результате это стерильное больничное помещение постепенно стало нашей жилой комнатой. Мы приходили и уходили, когда нам было угодно, никто не просил нас освободить комнату, для нас не было никаких расписаний. Благодаря заботе местных врачей мы стали как бы частью этой больницы. Даже странно, как быстро человек привыкает к новому образу жизни. Эта крошечная комнатка стала нашим общим жилищем, а возникшие при этом новые ритуалы, привычки и обычаи создали странное ощущение комфорта и нормальной жизни.

В медицинском плане ситуация тоже нормализовалась. Доктор Карр сказал, что папа наверняка проживет еще дня три, а то и пять, а к концу недели мы будем знать, что происходит с воспалением. Если его победят, папа выиграет еще несколько недель. Папа спросил, можно ли гарантировать, что он протянет еще неделю. Доктор Карр ответил: «Нет, но я могу гарантировать, что уход за вами будет такой, как за членом моей собственной семьи». И он выполнил свое обещание.

Итак, у нас снова появилась надежда. Впрочем, как мне потом сказала мама, по большому счету надежды давно уже не было. Все мы знали, что надежда совершенно эфемерна и что даже если сейчас его поставят на ноги, через неделю-другую все это повторится снова. Не думаю, что хоть кто-нибудь из нас, а уж папа тем более, полагал, что он выйдет живым из этой комнаты.

В среду утром нас навестил Аластер Кемпбелл. До этого он говорил по телефону с мамой, когда она тут провела вместе с нами целую ночь. Каково же было его удивление, когда он увидел папу сидящим, улыбающимся и отпускающим свои обычные шуточки. И ему трудно было объяснить, как мы были близки к смерти в предыдущую ночь.