Валерий Озеров - Кронштадт – Феодосия – Кронштадт. Воспоминания

Германский линейный крейсер «Гебен» в составе турецкого флота

В октябре 1914 года Турция без объявления нам войны пошла в наступление на Кавказ и Балканы, а ее флот, заблаговременно усиленный немецкими кораблями, стал совершать частые набеги на южное побережье Черного моря, Одесскую часть берегов, Николаевскую, Керченско-Феодосийскую, зная, что наш флот отстаивается преимущественно в Севастополе, своей главной базе. В Турцию перед ее нападением пришло несколько германских кораблей, в том числе и новейший линейный броненосный крейсер «Гебен». [47]

Он является сильнейшим кораблем на всем Черном море и, пользуясь своим положением и скоростью хода, совершает пиратские набеги и на наши побережья, и на наши мореходные пути и рейсы торгового флота. Папа говорит, что это явление временное, что в скором времени на Черном море войдет в строй масса новых достраивающихся кораблей нашего флота, и вся картина изменится в сторону полного господства России на море. [48]Но это в будущем, а пока хозяйничает на море «Гебен», «Меджидие» и «Гамидие». Последние два крейсера с конца октября «навещают» и нашу станцию, зная отлично, что на ней делается. [49]

Часто на рассвете крейсера поднимают нас всех с постелей огнем своих орудий и заставляют все гражданское население бежать в окрестные горы и укрываться в пещерах…

С наступлением тревоги и мы с мамой бежим в пещеры и сидим там до отбоя… Обстрел длится недолго, минут двадцать, и я с удовольствием слежу за огнем и разрывами снарядов в нашем поселке и станции. Мама в ужасе и за меня, и за папу, который по должности остается на станции. После обстрела крейсер быстро убегает в сторону Анатолийских берегов Турции, а из Севастополя с большим опозданием приходит отряд кораблей во главе с «Иоанном Златоустом» или «Святым Евстафием» и нескольких конвоирующих миноносцев…

Отряду не догнать крейсер и выход этот – только одна проформа…

Турки высылали крейсера в расчете на то, что, выйдя из Босфора поздно вечером, крейсер за ночь пересечет Черное море, на рассвете обстреляет объект и успеет удрать обратно…

Расчеты их в 1914 году полностью оправдывались…

На наше счастье «Гебен» ни разу не пришел в нашу бухту с «визитом», а то от станции и поселка ничего бы не осталось от одного бортового залпа главного калибра. Обстрел легкими крейсерами приносил не так много вреда станции…

Видя все происходящее, отец немедленно запросил из Севастополя у командования [50]артиллерию и вскоре в бухту привезли четыре орудия среднего калибра и несколько мелких. Их за один день установили папины артиллеристы, отлично замаскировав в горах, и успели даже произвести пристрелку квадратов моря. На следующий день пришел «Гамидие», но он был встречен шквальным огнем наших орудий и, получив парочку снарядов в свои борта, удрал, развив полный ход. Через два часа пришел броненосец «Евстафий» и отец вышел к нему на катере с докладом…

Крейсера в папином укрепленном районе больше никогда не появлялись… Правда в том же 14-м году днем пришла немецкая подводная лодка и попыталась обстрелять из своего 75 м/м орудия станцию, но под огнем батареи сразу же пошла на погружение и вскоре на поверхности воды появилось огромное пятно солярки.

Папа вышел в море на катере и произвел пеленгование места. Когда по вызову пришла из Севастополя водолазная спасательная бригада, то на глубине в 65 метров нашли немецкую подводную лодку с пробитым левым бортом и носовой части палубы.

Но все же от налетов крейсеров пострадало много заводских зданий, и пришлось солидно заниматься восстановлением и стен, и крыш, и оборудования. После каждого налета из Феодосии приезжал городской фотограф и снимал результаты обстрела. Потом эти снимки попадали в местные журналы и газеты… Много их было у нас в семье, но ни один в дальнейшем не уцелел, и у меня сохранился только один, мой, снятый в ателье города. Этот снимок помещен в этом альбоме. Жертв не было ни разу, ни в гарнизоне, ни в поселке… От жизни на юге у меня осталось много воспоминаний, и это понятно – я стал старше и гораздо умнее и неплохо уже разбирался в происходящих событиях и, главное, вышел из-под опеки мамы…

Здесь в Крыму все пошло к моему большому удовольствию. Папа отдал меня под покровительство своего вестового гвардейца Любинецкого. Одно слово «гвардеец» очень много значило в те времена. Виктор Любинецкий был красивым мужчиной чуть ли не сажень ростом, с отличной выправкой и большущими закрученными кверху усами. Вспомнив его как-то зимой 1941 года, я тоже отрастил себе усы ценой довольно сильных мучений, так неудержимо чесалось под носом во время затеянного эксперимента. Усы получились далеко не гвардейские и имели рыжий оттенок от куренья. Можно добавить, что когда меня увидел командир части, то сказал: «Просто прелесть, какая гадость!» – и тем самым закончил мое мероприятие…