В конце 1943 года Ерохину перевели в Москву. Девушка стала командиром образцово-показательного расчета, защищавшего Ленинградский вокзал. Расчет этот носил имя Героя Советского Союза капитана Гастелло.
Дуся Елистархова покинула бомбардировочный аэродром раньше Фаи, весной 1943 года, когда один из пулеметных расчетов был переброшен в Можайск. Но и там белоярской комсомолке долго вспоминались бессонные аэродромные ночи, гул вражеских моторов, коварные «ракушки» — в траве или в снегу.
В защите «горячих» подмосковных аэродромов принимала участие и та отчаянная свердловчанка Тамара Плотникова, которая строила домны в Нижнем Тагиле, рвалась на фронт с первых дней войны и жаловалась в Комитет Обороны на то, что ее не берут добровольцем.
На одном из подмосковных аэродромов Тамара Плотникова, попавшая в 22-й зенитно-пулеметный полк, обучалась пулеметному делу, а затем принимала военную присягу. Служить ее направили на другой аэродром, подальше от Москвы. И комсомолки сами рыли и строили тут землянки, и месили глину, и таскали бревна. А когда выла над аэродромом сирена — бежали к своим пулеметам.
Немцам давно досаждал этот истребительный аэродром. И они пытались застать врасплох и летчиков и зенитчиков. Ни вечером, ни ночью это не удавалось. И однажды они налетели днем — в ясный, знойный июньский полдень.
Недалеко от поста была речушка, и весь Тамарин расчет ушел мыться. Она одна осталась у пулеметов.
Фашистские самолеты появились над аэродромом неожиданно, буквально свалились на голову из-за легких, серебристых облаков. Сирена завыла уже тогда, когда соседние расчеты стреляли.
Где-то за бугром, у речушки, замешкались застигнутые врасплох девчата и пожилые бойцы Тамариного отделения. А командир взвода отчаянно кричит: «Огонь! Огонь!» И самолеты с черными крестами уже почти над головой.
Тамара задрала кверху стволы пулеметов, закрыла глаза… И открыла огонь. Затем уже только опомнилась, стала ловить ревущие машины в перекрестье прицела.
Так она впервые стреляла по самолетам самостоятельно. Потом привыкла, освоилась. Потом ловила вражеские машины в прицел спокойно, терпеливо, хладнокровно.
Вскоре был еще один массированный налет. Над окрестными лесами в стремительных воздушных схватках защищали свой аэродром советские истребители. А с ближних бугорков короткими очередями, чтобы не попасть в своих, прикрывали наземное хозяйство зенитчики.
Несколько вражеских самолетов упали в тот день в окрестные поля и леса. Потом их обломки осматривали, изучали. И в фюзеляже одного из стервятников нашли немало пуль, какие водились только в том пулеметном расчете, где служила наводчиком Тамара Плотникова.

Слева направо: Нина Волженина (1943 г.), Нина Двойникова (1942 г.), Тамара Кузьмина (1942 г.).

Вера Гукова (1943 г.).

Связистка на линии.
А через несколько дней взвод, где была Тамара, перевели в Подольск, для охраны железнодорожной станции. И вдогонку девушкам пришло в Подольск письмо от летчиков с их прежнего аэродрома.
«Вас вовремя перевели, девчата, — писали летчики. — На другой день немцы забросали все бомбами. Теперь новым зенитчикам опять строить и землянки, и огневые позиции».
Казалось бы, повезло — смерть пронеслась мимо. Но Тамара горько усмехалась. Почему-то ей казалось: будь они на том аэродроме — отстояли бы свои обжитые землянки.
В Подольске Тамара была недолго — снова попала на аэродром. И снова бесконечные ночные тревоги, и стылые, морозные ночи у пулеметов, когда порой казалось, что мерзнешь зря, что никто не полетит бомбить в такой холод, в такую метель.
На этом аэродроме осталась старенькая Тамарина гитара, привезенная из Свердловска. Сколько под эту звонкую гитару и пелось, и грустилось подмосковным пулеметчикам! Но тут тоже нашлись гитаристы, и, уезжая на другой пост — охранять в Яхроме шлюзы канала Москва — Волга, — Тамара сделала вид, что забыла гитару в землянке. Как-то неловко увозить инструмент от того, кто играет лучше тебя…
Конец войны Тамара прослужила в Москве, защищала Казанский вокзал.
Читать дальше