Лариса Васильева: Кремлевские жены

Каждое утро на даче Попова я спускалась к диетическому завтраку. Вера Алексеевна, его жена, строго следила за диетой, весом и холестерином любящего поесть мужа. Я быстро справлялась с завтраком и уходила наверх зубрить, а вернее, читать Достоевского, которого Поповы свезли на дачу — от Москвы подальше. Два раза в неделю Вера Алексеевна ездила в Москву за продуктами. В такие дни мы с Поповым, сидя в разных комнатах, жадно следили, пока «Победа» с Верой Алексеевной не исчезнет за дальним поворотом.

И раздавался клич Ивана Федоровича: «Девица, вниз!»

У калитки уже стояла деревенская женщина с курицей, или куском телятины, или свинины. Домработница Поповых, весело ворча, начинала готовить обед, а мы с Иваном Федоровичем в ожидании его, глотая слюнки от кухонных запахов, вели нескончаемый разговор. Вернее, говорил он, а я слушала.

— Не записывай! — предупреждал он меня всякий раз, когда часам к пяти мы заканчивали долгий и вкусный обед. — Ни в коем случае не записывай!

Чего нельзя — того хочется. Однажды я села записать какой-то его поразительно интересный рассказ, но бросила: предательство. И стала просто повторять услышанное по нескольку раз. Ручаюсь ли за точность спустя столько лет? Да, за точность мыслей, но не слов.

Я задумывалась над вопросом, зачем Попов буквально «вываливал» мне все, что знал, слышал, предполагал и понимал о жизни Ленина?

Узнавала я такое, от чего тогда голова пошла бы кругом не только у творцов ленинианы и крупскианы. Попов доверял мне то, чего не доверил бы записной книжке в 1953 году: спустя несколько месяцев после смерти Сталина, в разгар борьбы за власть в правительстве, в атмосфере бериевской агонии. Могло ли быть, что Попов, годами опасавшийся записать подробности, не мог уйти с земли, не передав знаний кому-то?

Почему он выбрал меня? Хорошо было бы спросить у него, да не спросишь. Скорей всего — никого другого рядом не было. Беседа его со мной выглядела так: сначала пустяковый разговор — как вкусно, если ешь мороженое, налить в него шампанского и — внезапно, без перехода он бросал сенсационную фразу, от которой я должна была если не упасть со стула, то громко выразить удивление.

После моей реакции он начинал рассказывать.

В один из обедов Иван Федорович сказал:

— Анна у Марии Александровны прижитая. Она — дочь одного из Великих Князей, нагулянная Марией Александровной, когда та была при дворе.

— Фрейлиной? Не может быть!

Старый лев в белоснежной распахнутой у ворота рубашке, развалившись в высоком дачном плетеном кресле, широко рассмеялся и начал: в Брюсселе Инесса Федоровна Арманд принесла ему этот слух, якобы полученный ею от кого-то из семьи Арманд, — Мария Александровна в юности была взята ко двору, но пробыла там недолго, скомпрометировав себя внезапно вспыхнувшим романом с кем-то из Великих Князей, за что ее отправили к отцу в Кокушкино и быстро-быстро выдали за Ульянова.

Инесса Федоровна не раз говорила с Поповым на эту тему и даже развивала ее. Но неизменно приходила к выводу: история маловероятная, похожа на сплетню, хотя — нет дыма без огня — что-то есть у Марии Александровны, какая-то тайна ее молодости.

Тут же Арманд плавно переходила к теме свободной любви, она ее всегда волновала…

Сижу в 1991 году, обложившись книгами и документами, опубликованными и архивными, журналами, нашими и зарубежными, хочу поймать хвост тайны девицы Бланк, а ловлю какие-то другие «хвосты». Ведь все не так давно было: первого марта 1887 года Россию всколыхнула весть о неудавшемся покушении членов партии «Народная воля» на императора Александра III. Среди террористов оказался сын Ульяновых Александр, студент-отличник Петербургского университета. По подозрению была взята и его родная сестра Анна Ульянова. Мария Александровна, мать Александра и Анны, бросается в Петербург. 28 марта она подает прошение на имя царя:

«Горе и отчаяние матери дают мне смелость прибегнуть к Вашему Величеству, как единственной защите и помощи. Милости, Государь, прошу! Пощады и милости для детей моих. Старший сын Александр, окончивший гимназию с золотой медалью, получил золотую медаль и в университете. Дочь моя Анна успешно училась на Петербургских Высших Женских Курсах. И вот, когда оставалось всего лишь месяца два до окончания ими полного курса учения, у меня вдруг не стало старшего сына и дочери. Оба они заключены по обвинению в прикосновении к злодейскому к злодейскому делу первого марта.Слов нет, чтобы описать весь ужас моего положения. Я видела дочь, говорила с нею. Я слишком хорошо знаю детей своих и из личных свиданий с дочерью убедилась в полной ее невиновности…