Лев Залесский - Путь жизни

Жена Вера ушла на пенсию в 55 лет, чтобы помогать дочери Ире. Ира в 90-е работала гувернанткой благодаря знанию английского и французского языков и владению музыкой.

Возвращаемся в Биробиджан. Завод располагался в километре от посёлка имени Героя Советского Союза Бумагина (еврея, уроженца тех мест, есть статья о нём в Википедии). Невдалеке виднелись сопки, а чуть дальше, как выяснилось летом, протекала Бира. Мама купила мне коньки, так что в школу и в посёлок с мамой – в магазин или библиотеку – я ездил на коньках. Школа была опять с английским с 3-го класса, учился я хорошо, был принят в пионеры и даже был делегирован на областной слёт пионеров.

Были и лыжи.

Зимой пришёл наш багаж из Москвы. Помню, как, перебирая содержимое ящиков, я переносился в другой мир. Вещи нравились не только мне – в ящиках поселились мыши, которых мама панически боялась, а я уничтожал их молотком.

Весной жажда новаций и голод подвигли нас к активной деятельности. На небольшом участке, где были огороды сотрудников, рядом с домом и конторой, были посажены овощи. Куплены куры, которые несли яйца. В посёлке в 15 км от завода по наводке маминой сотрудницы была куплена коза Катька – белая красавица огромной силы и буйного нрава. Мы привели её пешком на верёвке. Во всём этом я принимал участие, не меньшее, чем мама. К этому моменту на основании справки о моём не самом лучшем здоровье мама получила для меня путёвку в санаторный пионерлагерь в горах в тайге. Везли детей туда и оттуда в кузове грузовика. В лагере хорошо кормили и предоставляли много свободы, так что мы подкармливались в лесу диким виноградом-кишмишем и «парашютировали» на длинных и гибких ветках деревьев грецких орехов.

Но время моего отсутствия стоило маме больших переживаний и множества синяков на фронте освоения доения. Помогал сосед, который пытался удержать Катьку на месте за рога. Причиной этой войны были Катькино понимание независимости и мамино неумение доить – в университете этому не учили. Я с козой легко нашёл общий язык – без верёвки мы ходили в поисках вкусной травы и на заготовку дубовых веников в качестве зимнего корма.

В то же лето обзавелись кроликами, для которых были сделаны по науке комфортные клетки.

Ещё одним пополнением рациона была рыба. Главным рыболовом был я. Я ловил ротанов в озере за огородами, а осенью, во время нереста, ездил на велосипеде к Бире, где рыбаки длинными саками выгребали на берег кету, вспарывали рыбам животы и выскребали икру. Набрать там сумку таких вспоротых рыбин было нетрудно.

Когда образовывалась пауза, мама просила меня насадить на крючок червяка и отправлялась на рассвете, когда я спал, к озеру, закидывала удочку и ждала 10 минут. Поплавка она не видела, поэтому просто вытаскивала леску, как правило, с рыбой и шла домой. Снимать рыбу с крючка была моя специализация.

Из радостей: километрах в полутора от нашего дома были водоёмы, куда в жаркие времена люди ходили купаться. Сначала я отправлялся в плавание на надутой автомобильной камере, потом попробовал передвигаться лицом вниз, не поднимая головы над водой (и не дыша), а потом, в то же лето, поплыл по-собачьи.

Всё время велась интенсивная переписка с тремя братьями и другими родственниками от Новосибирска до Риги и Вильнюса, которая нас морально очень поддерживала.

Вернёмся к 1947 году.

Осенью мы познакомили козу Катьку с ярким представителем другого пола, в результате чего зимой появилась двойня – мальчик Васька и девочка Машка. Поскольку стояли трескучие морозы, в нашей комнате население увеличилось вдвое. Машка оказалась ценительницей литературы – съела книгу «Хижина дяди Тома», которую мне на время дала Жозефина, дочь директора завода Кадинера, учившаяся в той же школе.

Другое врезавшееся в память событие – денежная реформа, при которой всё стало в 10 раз дешевле, сменились денежные купюры, но сохранились металлические монеты. Кажется, в течение 3 дней деньги обменивались 1:10, а позже – с потерями. Поэтому кое-кто панически тащил в обменные пункты мешки с деньгами, лихорадочно практиковались махинации по продаже и покупке денег и вещей. Нас это не волновало – накоплений не было. Но была и маленькая радость. Существовала копилка (жестяная банка из-под кофе с пришитой проволокой крышкой), в которую иногда бросали сдачу. Так вот: если раньше буханка хлеба стоила 18 руб., теперь она стала стоить 1,80 для всех на новые деньги, а для нас – на мелочь – 1,80 на старые.