Олег Кассини - От Голливуда до Белого дома

Меня рассказы отца завораживали, но маму приводила в отчаяние его зацикленность на прошлом. Она понимала, что отныне содержать семью придется ей. Да, ее бутик имел успех, но весьма скромный. Она решила, что семье будет лучше переехать в Грецию, где король Константин вот-вот снова должен был занять престол, и для нас открывались неплохие перспективы. Королева София тоже поддерживала эту идею.

И вот в феврале 1921 года мы на поезде уехали из Монтрё и остановились по пути в Милане, где мама встретила еще одного своего старого друга, графа О'Салливана, который отговорил ее от переезда в Грецию. Положение монархии в Греции было шатким, убеждал он, (и действительно, она долго не продержалась [22] В 1924 году была провозглашена Вторая Греческая республика. ), лучше направиться во Флоренцию. Там мама сможет открыть бутик, клиентами которого станут американские туристы. Флоренцию мама всегда ненавидела, но граф дал ей ценный контакт в этом городе, порекомендовав обратиться к графине Артуро Фабрикотти.

Наше прибытие во Флоренцию, город, где я проведу свою юность, было запоминающимся. Отец познакомился на вокзале с русским эмигрантом Куртом Овчинниковым, диковатового вида дурно пахнущим вегетарианцем. Они тут же стали громко строить грандиозные планы (контрреволюционного переворота, разумеется). В каких-то сферах жизни отец мог не проявлять особых талантов, но у него была почти сверхъестественная способность немедленно находить русских эмигрантов в любом новом месте.

Мама между тем потащила нас с Жижи осматривать этот каменный город – статуи, памятники, старинные мосты. Напоследок мы зашли в маленькую церковь на пьяцца Антинори, где было полно народа и нас чуть не затолкали. И вот, когда мы собрались уходить, раздался оглушительный взрыв. Казалось, что здание сейчас рухнет, начались крики и паника. Толпа увлекла нас вниз по лестнице, и мне тогда даже показались забавными вся эта беготня и переполох. Позже выяснилось, что в церкви взорвалась бомба, несколько человек погибли. Так мы узнали, что в Италии практически шла гражданская война, коммунисты и фашисты Муссолини боролись за власть. На улицах убивали. Можно было увидеть бегущих людей, стать свидетелем избиения. Несколько раз я видел, как фашисты прямо на улице вливали в глотку коммунистам касторовое масло с его взрывным слабительным эффектом. По крайней мере, я думал, что это коммунисты.

Внешне я ничем не проявлял реакции на все, что творилось вокруг – взрыв в церкви, насилие на улицах. Любопытство даже превалировало над страхом, но в душе вновь проснулась тревога. Я рос нервным ребенком, с раннего детства – убийства моего кузена Юрия – был свидетелем ужасных событий. Чувство постоянного беспокойства стало моим уделом. Все это не могло не сказаться на формировании характера, а еще у меня не было уверенности в том, кто мы и какое место занимаем в мире. Наша семья, конечно, была знатной. «Помни, ты Лоевский-Кассини, – всегда говорила мама. – Ты джентльмен». Но при этом мы были бедны, очень бедны. Мы были одновременно лучше и хуже других, и, соответственно, моя самооценка постоянно менялась.

Возбудимому ребенку трудно с этим жить, но дальше стало еще сложнее, потому что мама отдала меня в иезуитскую школу, когда я совсем еще не знал итальянского. Это был ее любимый метод: бросить ребенка в холодную воду, чтобы он научился плавать. В моем случае вода была просто ледяной.

Колледжио делла Кверсе располагался в реконструированной вилле XV века на вершине холма, окруженной высокими стенами и величественными соснами. Школа стала для меня тюрьмой. Моего учителя звали дон Луиджи. Он носил хорошо скроенную черную сутану (я уже тогда обращал внимание на крой), только весь эффект портила обильная перхоть на плечах и нечищеная обувь. Я старался добиться его расположения приветливой улыбкой и изображал пристальное внимание, хотя едва понимал, о чем он говорит. (Даже если бы я знал итальянский, я бы вряд ли добился успеха, потому что постоянно витал в облаках и спал на уроках с открытыми глазами.) И конечно, дон Луиджи скоро вывел меня на чистую воду.

Однажды он вызвал меня к доске и задал несколько вопросов. Я так испугался, что мой мочевой пузырь не выдержал напряжения и, что еще ужаснее, моча попала на сутану учителя. Он рассвирепел, схватил меня за волосы и несколько раз ударил головой о стену. Случай этот, разумеется, наделал шуму, и я стал предметом насмешек своих одноклассников.