Глеб Бастов - Перевал Дятлова

Прощупывают места вдоль границы леса. Вокруг кедра, – ничего.

Проходит еще неделя поисков. И еще одна неделя. И еще. В общей сложности поиски длятся уже больше месяца – а оставшихся четверых туристов нигде нет.

Обычно в зимних походах туристы гибнут от трех причин: попадают под лавину, получают травмы при падениях (после срывов со склона), или замерзают.

Лавина? Никаких следов лавины не зафиксировано, да и вообще такая версия всерьез не рассматривается – склон горы относительно пологий. И в целом пологий, и в том конкретном месте, где установлена палатка – уклон около 30 градусов. От хребта горы (откуда должна была бы двигаться воображаемая лавина) до палатки совсем ничего, около 150 метров.

Падения? Но на найденных телах нет никаких травм, если не считать мелких ссадин и ушибов.

Замерзание? Все найденные, несомненно, замерзли… Но почему они оказались на морозе – раздетыми?.. Как могли люди, в здравом уме и твердой памяти, оказаться раздетыми – посреди снежного склона, в двух километрах от своей палатки?..

Почему они покинули палатку без обуви и без теплой верхней одежды – зимой, да в горах, где ветер такой, что валит людей?.. Да еще и вышли из палатки не через выход, который так и остался застегнутым, – а разрезав бок палатки?

Спешили покинуть палатку, потому что снаружи было что-то угрожающее? И нельзя было промедлить ни секунды на то, чтобы аккуратно расстегнуть выход палатки? Но тогда почему никто из ребят не схватил хотя бы топор, чтобы обороняться? Оба топора в палатке. И ножи тоже остались тут.

И в любом случае, куда делись остальные четверо?

Может быть, в отличие от пятерых уже найденных тут, под кедром и на склоне, те четверо куда-то ушли – прочь от горы?

Но куда?

К этому времени с момента гибели первых пятерых дятловцев прошло уже почти два месяца! За это время те четверо давно уже должны были выйти в населенные места и дать о себе знать! Либо… Либо тоже погибли от холода и без еды – но где-то в другом месте?

В таком случае, почему никто из тех четверых, и никто из пятерых уже найденных – ни один не вернулся к палатке за теплыми вещами? Почему?

Может быть, по какой-то причине вернуться к палатке было невозможно? Но тогда почему они не воспользовались своим лабазом, который поисковики нашли недалеко от горы нетронутым? Почему не взяли продукты, которые были в этом лабазе? Не тронули пару ботинок и пару лыж, которые там были?

Эти вопросы особенно касаются тех четверых ненайденных, – которые на склоне не погибли. А значит, смогли с него куда-то уйти. Почему же они-то не воспользовались продуктами из лабаза?

Вообще, почему группа словно поделилась на две части: у пятерых одна судьба, у четверых другая?

Выясняется, что хотя группа была заявлена как студенческая, в составе были не только студенты. Помимо студентов, в группу входили и выпускники, а один человек и вовсе не имел никакого отношения к институту, где учились остальные. Не был с ними близок ни по возрасту, ни по биографии.

Вернувшийся:

Найденные:

Пропавшие:

Этот Семен (которого остальные называли Сашей) Золотарев был вовсе не замкнутым строгим мужиком, как можно было бы решить из того, что он прошел всю войну. Напротив: согласно описаниям, он был душа любой компании и шел нарасхват в туристические группы, – умный, юморной, любил петь и умел это делать, песен знал очень много. Остальные члены группы записывали их себе на память (в печатные сборники походных советских песен такие песни, какие пел Золотарев, не попадали).

После войны Золотарев сменил два военных училища, одно в Москве, другое в Ленинграде, потом оказался в Минске, где в итоге и закончил институт физкультуры. Поработал инструктором на турбазе на Алтае. Перебрался на турбазу на Урале. Но перед походом в группе Дятлова уволился и оттуда.

При этом, опять же, вопреки тому, что по сухим строчкам официальной биографии можно было бы вообразить жизнь крайне неустроенную, – нет, Золотарев вовсе не бедствовал. Вроде бы, зубные коронки у Золотарева были не обычные стальные, а из золота, «фиксы», что по тем временам было шиком как среди уголовников и приблатненных, так и среди обычных, «правильных» советских людей.