С возрастом лыжные походы отдалялись, уступая место учебе и увлечением девушками.
Брат упорно продолжал свои тренировки, у него появились спортивные друзья, авторитет которых поднимался вместе с их лыжными успехами. Круг его товарищей стал мне совсем чужим.
– Ты знаешь, как Витька, пробежал десятку?
– Вчера шестая мазь совсем не пошла…
– А как мы завтра пробежим? Ечеистов Сеня заболел, а у меня что-то плохо получается с толчком правой, – приходилось мне слышать изо дня в день.
Они получали почетные спортивные разряды, становились известными. Я уже не чувствовал себя опытным старшим братом, и только учеба в техникуме и ночное черчение на огромных листах ватманской бумаги еще как-то поддерживали мой авторитет.
Вскоре брат тоже поступил в техникум. В этот год мы переехали в центр, где заниматься лыжами, как это было раньше, стало невозможным. Воспоминание об останкинской лыжне в парке, прошлая привязанность к ней не отпускала. Желание почувствовать снежное безмолвие и близкий дружелюбный лес возникало во сне. Прежняя любовь к лыжам прорастала через комфорт теплого туалета, асфальтовые переулки и колодцы каменных дворов.
Наш новый кирпичный дом находился на улице Щипок, которая своим неприметным окончанием выходила на железнодорожный узел «Павелецкая – Товарная». Через его въездные ворота, пересечение железнодорожных путей, товарняки, пакгаузы мы пробирались на пустую платформу, выезжая на ближайшие станции «Бирюлёво-Товарная», затем «Бирюлево-Пассажирская» и далее по карте. Здесь мы уже ездили на лыжах вместе с братом, подбивая с собой в поход солидную компанию ребят.
Не скажу ничего нового, но Бирюлёво было обычным пристанционным поселком с одноэтажными деревенскими домами, который мы проходили за пять минут и еще не выходя из него уже вставали на лыжню, ведущую в Царицынский лес. Удивительной примечательностью тех мест для нас было не заброшенные царские строения, а огромные горки за Бирюлевским лесопарком вдоль поймы протекавшей там речушки. Они были пологие, удобные для скатывания.
Укатывались на них до особого состояния, когда сливались с природой, совершенно не чувствуя грани между собой и бегущей по земле снежной поземке, окружающими кустами, высохшими ветками болотной осоки, полыни. Было ощущение, что находишься не в мире снега и ветра, а где-то в уютном пространстве, и понятия текущего времени нет.
Пришедший зрелый возраст не отнял любовь к этому вечному спорту. Где бы ни приходилось жить, всегда возникал вопрос, а есть ли здесь возможность покататься на лыжах. И если даже становилось невмоготу со здоровьем, думалось, что на следующий-то год обязательно покатаюсь.
В субботний вечер все дороги молодых людей дружно и отовсюду вели к останкинской веранде танцев. Это напоминало пеший съезд благородных гостей на бал, дававшийся во Дворце графом Шереметьевым. Вместо известных особ на встречу спешили нарядные и юные правнуки и правнучки их бывших крепостных, но не в каретах, а единственно возможным транспортом – трамваями или троллейбусами. Большинство, конечно, направлялось «на своих двоих», через хорошо известные лазейки и входы парка – или у Щелкановской улицы, или со стороны бывшего села Марфино, или, разумеется, через главный вход рядом с Дворцом.
Сколько встреч было на этом танцующем пятачке! Волшебный круг паломников танцевальных вечеров, как внутри, так и снаружи кольца веранды, являл собой одно из живейших мест летних тусовок Москвы. По количеству посещений оно могло сравниться только с зимним наплывом на каток, куда ходили люди всех возрастов. Танцующая веранда решала еще и финансовую задачу, наполняя бюджет парка больше, чем весь сбор от посещений Шереметьевского дворца.
Существовала она с довоенного времени, может быть с 1932 года, когда был открыт парк им. Дзержинского в Останкино. Смею заметить, что в 50-е годы прошлого века она не была злачным местом – увидеть здесь людей под хмельком было практически невозможно.
Тогда вся останкинская молодежь, сумевшая скопить денег на входной билет, отправлялась на танцверанду. По сути, эти вечера напоминали деревенские гулянья с танцами под баян на приподнятом от земли деревянном пятачке. Мы, дети, стояли у ограды и выкрикивали имена своих старших сестер или братьев. Исполнялись совсем забытые сегодня хороводные танцы – падеспань, падеграс, полечка. Репертуар этих хороводов составлял не менее половины вечера. Отдавая дань утверждённой свыше программе танцев и моде прошлого они перемежались вальсом и танго.
Читать дальше