Конечно, не только с поэтами и вообще с творческой молодежью работал Свердловский райком комсомола города Москвы. Много разных дел и весьма своеобразных у райкома было.
Центром нашего района была Театральная площадь с памятником К. Марксу. Вот место около памятника и облюбовали девицы легкого поведения. Подкарауливали они там в основном иностранцев из расположенных рядом престижных гостиниц. По месту их «пастбища» во всех инстанциях, занятых борьбой с этим позорным явлением в жизни столицы социалистического государства, их называли «марксистками». Вот эти инстанции и требовали, чтобы райком комсомола активно подключился к борьбе с ними. Создали мы «оперативный отряд Свердловского РК ВЛКСМ г. Москвы», набрали туда молодых, плечистых добровольцев и начали искоренять этот позор. В первый рейд я и сам пошел с этими ребятами. Как нас поразила находчивость этих женщин, как сейчас говорят, «с пониженной социальной ответственностью»! Лето, хотя и прохладно, но они почти все в босоножках на голые ноги. Завидев потенциального клиента, подходят к нему поближе, поворачиваются задом и молча показывают свою ступню. На ней чернилами написана цифра – оплата за услугу. Отлавливали мы их, приводили в «полтинник» – такой был номер (50) у отделения милиции в центре Москвы и… Вот здесь и начинались проблемы. Дело в том, что в советском законодательстве не было ни одного закона о проституции. Разве возможна проституция при социализме! Милиция как могла изощрялась, чтобы как-то их наказать. Не знаю, каким способом, но явно не без помощи комсомола в конце концов «марксистки» исчезли.
Помогали мы строительству знаменитого городского Дворца пионеров, что на Ленинских горах. Не просто собралась там на субботник толпа комсомольцев из Свердловского района, а шла колонна почти в тысячу человек со знаменами, с духовым оркестром впереди. «Пижонит Соколов, выпендривается!» Что пижонит – это правда, любил я, да и сейчас люблю иногда это дело, но вот выпендриваться перед начальством ради карьеры – никогда. Потому что себя уважал. Иногда даже с перехлестом, что мне весьма вредило в карьерном «движении вверх».
Вспоминается в связи с этим уникальная учеба нашего районного комсомольского актива. Как обычно организовывали подобные учебы? Снимали какое-то помещение, загоняли туда бедных комсоргов и два-три дня читали им разные лекции. Тоска смертная… Ну, может, я чуть и сгустил краски, но в общем-то так оно и было. Мы же райком богатый, да и первый секретарь – не любитель скучных решений. Вот и придумали мы организовать учебу по-новому. Нашли сравнительно недалеко от Москвы большую поляну у реки. Разбили палаточный городок, кострища соорудили, сцену построили, арендовали радиомашину и привезли на три дня человек триста комсомольских вожаков. Там они и жили в палатках, и учились, и пищу себе готовили, и концерты смотрели, и поэтов слушали, и танцевали, и любовь крутили. Так что нынешние «Селигеры» имеют корни в далеких 60-х годах прошлого столетия. Одна такая учеба и принесла мне некоторые жизненные неприятности. Одну – карьерную.
Только торжественно и весело открыли мы летний лагерь, как приехал из Москвы гонец и передал мне распоряжение срочно прибыть в Москву на встречу секретарей райкомов комсомола с Н. Егорычевым – первым секретарем МГК КПСС. Здесь – весь актив района, люди, с которыми мы вместе работаем, с которыми так важно неформально общаться, решать массу проблем. Там – формальная номенклатурная встреча. Я никуда из лагеря не поехал, таков был мой выбор. Вернулся в Москву и получил по полной программе. В это время Бориса Пастухова, первого секретаря московского горкома комсомола, сменил Василий Трушин. Здесь сделаем небольшое отступление.
В повествовании своем я упоминаю много людей, с которыми тесно или мимолетно свела меня жизнь. И как-то сначала неосознанно, а затем и целенаправленно решил не называть фамилии тех из них, кто или был мне особенно неприятен в силу совершенно чуждых мне человеческих качеств, или как-то подло поступил со мной. Во-первых, не так уж и много таких людей мне повстречалось, во-вторых, нехорошо обнародовать имена негативных для меня людей, это на какую-то запоздалую месть похоже. Но это не касается тех людей, отношения с которыми были у меня неоднозначные, сложные.
С Василием Трушиным у нас такие отношения и были, поэтому открыто и пишу о нем. Хотя и уважали (с моей стороны – точно), но не любили мы друг друга. «Любить» – слово, конечно, не совсем подходящее к отношениям начальника и подчиненного. Может быть, вернее было бы сказать «не принимали», «не терпели друг друга» или нечто подобное. Но суть одна и та же – не любили.
Читать дальше