Сергей Бодров - Связной

– Поляков… Стоять… Вы здесь… Вы каким образом… Пойдите-ка сюда, пожалуйста, – сбиваясь на шаг, чтобы не спугнуть, и задыхаясь, шептал Яков Аронович. Полякова по-прежнему отделяла решетка, он, криво улыбаясь, попятился назад. – Держать! – взвизгнул Яков Аронович, неумело выставил маузер и бросился вперед. Нога его, проехав по масляной луже, взметнулась вверх, вторая выписала немыслимое па, и он, махнув левой, будто отдавая команду «пли», оглушительным и неожиданным выстрелом снес себе полголовы.

На секунду все замерли, наблюдая, как быстро смешиваются две жидкости на булыжниках сквера. Заведующий на крыльце быстро перекрестился. Потом грохнуло что-то, раздались крики, потом еще что-то грохнуло, зазвенело по решетке. Поляков понял, что по нему стреляют.

Он кинулся вдоль ограды, и, хотя расстояние до преследователей от этого только сокращалось, нырнул в калитку, обратно в парк, потому что слева виднелись постройки и кирпичный забор, а справа – открытое пространство.

Поляков видел, что слева, наперерез ему, бегут люди, их отделяли какие-то кусты и клумбы, но деваться было некуда. Вцепившись в саквояж, он перемахнул через кирпичную стену, свалился на какие-то мусорные ящики, метнулся в подворотню и почти столкнулся с солдатом. В лицо ему прогремел винтовочный выстрел. От неожиданности он упал, но сразу вскочил, бросился узкий проход, преследуемый топотом, обезьяной влез на другую, боковую стену и, пробежав по крышам дровяных сараев, спрыгнул в соседнем дворе на угольную кучу.

На него уставились двое мальчишек, которые сидели на заборе, пытаясь понять, откуда шум. Несколько секунд они изучали друг друга, Поляков тихо приподнялся, и, как только приложил палец к губам, пацаны пронзительно засвистели и заорали:

– Вон он! Здесь, вон там, вон!

Стараясь не бежать, Поляков сорвался в сторону улицы, но вдруг из низенькой пристройки возник какой-то татарин с бляхой, видимо дворник, и, что-то ласково шепча, цепко обхватил Полякова сзади за пояс. Тот дернулся изо всех сил, выгнулся, но татарин, весело лопоча, приподнял его над землей и закружил. Вырваться не было никакой возможности, мальчишки неистово визжали, дворник скалился: «Тиха, тиха, тиха…» – и качал Полякова. Картина была глупая. Тот вдруг перестал вырываться и скованными в локтях руками начал рыться в саквояже, перебирая бумажки и лекарства, которые падали и разлетались. Наконец он нашел, что надо, отпустил саквояж и, извернувшись, выстрелил дворнику прямо в набивную фуфайку. Татарин как-то насмешливо сказал «Ай!» и закружил его еще сильнее. Поляков выстрелил еще.

– Ая-яй!

Поляков выстрелил в третий раз.

– Айя-я-я-яй… Тиха, тиха, тиха, – татарин аккуратно поставил Полякова на уголь и посмотрел себе на живот. Поляков, спотыкаясь, бросился прочь.

– Тиха, тиха, – сказал татарин, пошел было следом, но рухнул наконец в угольную пыль.

В наше кино пришел человек, которому суждено стать олицетворением Времени и Поколения.

И очень хорошо, что Бодров-младший не артист. Игра ему противопоказана. Он должен просто быть. И если в «Кавказском пленнике» органичность этого кинобытия оказалась убедительнее блистательного таланта Олега Меньшикова, то в «Брате» с Бодровым сопоставить некого.

Говорить о фильме – значит, говорить о нем.

И уже говорят.

Особой критике подвергается эпизод, в котором юный Багров-Бодров грубо пресекает нагловатую попытку кавказцев проехать без билета в питерском трамвае. До смерти испугав воинствующих безбилетников, парень и произносит то самое слово, употребление которого считалось прерогативой рыночных торговок.

3Причем – и это особо настораживает противников фильма – никакого режиссерского осуждения ни здесь, ни после произнесения фразы не следует.

<���…>

<.:'.>

На основании этого создателей ленты обвиняют в пропаганде межнациональной розни и едва ли не в фашизме. Между тем в вещах, раздражающих наших «пи-си», и проявляется поражающая новация этого фильма и этого характера.

Надо быть уж очень озабоченным проблемами современных межнациональных отношений, чтобы не разглядеть, на мой взгляд, главное в характере, открытом Балабановым и Бодровым.

Данила Багров из «Брата» – это Мачек Хелмицкий из шедевра Анджея Вайды, фильма «Пепел и алмаз». Их роднит чувство неразделенной любви к Родине.

Разница между ними, разумеется, тоже есть. И существенная. Но она – тема отдельного разговора. Сейчас важнее увидеть общность.