Ги Сайер - Последний солдат Третьего рейха

Поезд двигался не спеша. Все погрузились в печальные размышления. Я нашел уголок, где не слишком качало, положил листок бумаги на оконную раму и начал письмо к Пауле. Но не тут-то было: ко мне подошел какой-то придурок из Альпийского корпуса и завел беседу:

— Вот и закончился отпуск. Вечно он заканчивается слишком быстро! Я тоже возвращаюсь — назад, к оружию!

Я посмотрел на него, но ничего не сказал. Он был просто невыносим.

— Погода стоит прекрасная, так что на фронте, видно, жарко. Помню прошлое лето. Как-то раз мы…

— Извини, друг, я пишу письмо.

— Вот оно что? Небось своей девчонке, угадал? Да не волнуйся ты так.

Мне захотелось проткнуть его штыком.

— Встречаются такие девчонки, ты не представляешь! Вот как-то в Австрии…

Вне себя от гнева я повернулся к нему спиной и попытался закончить письмо. Но стоял такой шум, что здесь было не до письма. Пришлось отложить это дело на потом. Долго простоял я, прижавшись к стеклу и глядя невидящими глазами на пробегающий мимо пейзаж. Ни на минуту не умолкали хриплый смех и разговоры. Многие шутили, чтобы отвлечься от страшной действительности: фронт простирался от Мурманска до Азовского моря, и двум миллионам едущих со мной солдат придется поплатиться на войне своими жизнями. Поезд шел с частыми остановками. На каждой станции выходили и садились гражданские военные. Последних было большинство: они направлялись на Восточный фронт. Ночью мы прибыли в Познань. Я бросился в центр перегруппировки, где до полуночи должны были проштемпелевать мой пропуск. Я думал, что меня сразу же направят в казармы, где я провел несколько часов на пути в Берлин. Шум толпы, скопившейся в военной жандармерии, не давал мне думать о Пауле. С формальностями было покончено гораздо быстрее, чем на пути в отпуск: было похоже, что в дьявольской машине непрерывно движется двойная очередь солдат. За десять минут мой истекший пропуск был подписан, проштемпелеван и зарегистрирован. Мне приказали идти в поезд номер 50, направляющийся в Коростень.

— Правда? — удивился я. — Когда же он отходит?

— Отправление через полтора часа. У вас еще есть время.

Значит, ночь мы проведем в дороге. Вслед за солдатами по деревянной галерее я прошел к поезду, состоявшему как из пассажирских, так и из товарных вагонов.

Я пробирался через шумную толпу, ища уголок, где можно присесть и все же написать письмо. По совету отца, который считал, что безопаснее всего ехать в задних вагонах, я прошел в один из них, пол которого покрывала солома, протиснувшись среди пяти пар ног, торчащих из открытой двери.

— Добро пожаловать, парень, — приветствовал меня какой-то пехотинец. — Приготовься к райскому удовольствию.

— Что, мальчик, ты с нами охотиться на русских? — добавил другой.

— Охотиться, и не впервые.

— Да что ты! В первый раз, верно, ехал в пеленке?

Что бы ни случилось, мы не теряли чувства юмора. Неожиданно среди других зеленых шинелей я разглядел Ленсена.

— Эй, Ленсен! Ленсен!

— Будь я проклят, — проговорил Ленсен, пробираясь мимо солдат, столпившихся у выхода. — Так ты не дезертировал!

— Ты, я смотрю, тоже!

— Для меня все не так: я же пруссак. Разве я похож на темноволосых дезертиров, сбежавших в Берлин?

— Хорошо сказано! — прокричал солдат, стоявший в проходе.

Ленсен смеялся, но я знал, что он говорит серьезно.

— Гляди-ка, — молвил он. — Вон и еще один из нашей банды.

— Где?

— Да же здесь на платформе: здоровяк, которому все нипочем.

— Гальс!

Я выпрыгнул из вагона.

— Кто выпал из гнезда, тому в нем больше не бывать! — крикнули мне вслед.

— Эй, Гальс!

Он увидел меня, и его физиономия засветилась радостью.

— Сайер! А я-то думал, как разыскать тебя в такой толпе.

— Это Ленсен тебя заметил.

— Он что, тоже здесь? Мы вернулись к поезду.

— Вы опоздали, ребята. Свободных мест нет.

— Это ты так думаешь! — рявкнул Гальс, схватил одного из солдат за ноги и вышвырнул его на перрон. Раздался всеобщий смех. Мы залезли в вагон.

— Вот это здорово, — заметил парень, которого выставил Гальс. Он забрался вслед за нами и потирал спину. — Если так пойдет дальше, скоро нас набьется здесь как тараканов, даже поспать не удастся.

— Значит, это ты, нахал, — произнес Гальс, пронзая меня взглядом. — Я ожидал от тебя вестей целых две недели.

— Прости… но когда я расскажу тебе, что произошло…

— Да уж, сочини что-нибудь поубедительнее. А то я и не знал, что говорить родителям.