Александр Плеханов - Любовь вопреки судьбе. Александр Колчак и Анна Тимирева

Мама была умница. Помню, как-то мы все сидели за столом и разговаривали. Она слушала, слушала, рассмеялась и сказала:

– Эх вы, даже сплетничать не умеете!

И правда, сплетни как-то не были в ходу у нас в доме.

Папа вообще любил цирк и дома иногда говорил нам за обедом: «Ну, дети, мы сегодня поедем в цирк Чинизелли!» Мы в восторге. Затем он ложился на диван – на минутку – и закрывался газетой. Увы! Дело часто этим кончалось. А у мамы при виде зверей с укротителем холодел от ужаса нос. Папин любимый анекдот: укротитель кладет голову в пасть льву и спрашивает: «Почтеннейшая публика, лев бьет хвостом?» – «Нет, не бьет». Тогда он вынимает голову и раскланивается. Но раз публика кричит радостно: «Бьет, бьет!» – «Прощай, почтеннейшая публика!»

Иногда папа любил дразнить маму. Сидим мы все за обедом – вдруг он начинает: «Дети, хотите, я вам расскажу, как мама расставляла мне сети?» Мама в негодовании. «Дело было в Карлсбаде; у Варвары Ивановны очень болела нога, и она все отставала…» Мама: «Василий Ильич!!!» – «Ну, я как вежливый человек, конечно…»

Или другая вариация: «Дети! Хотите, я вам расскажу, как мама мне делала предложение?»

Тот же эффект, продолжения не следует.

Больше всего мама негодовала, видимо, потому, что для этого рассказа имелись веские основания: сестра уже после смерти и отца и мамы нашла в его письменном столе мамино письмо, полностью его подтверждающее.

Или на вокзале. Папа уезжает; мама и все мы стоим на перроне, 2-й звонок, папа стоит на площадке вагона и ждет 3-го. Три удара колокола. Тогда папа спускается с площадки и начинает прощаться с мамой. Поезд трогается. «Васенька, ради Бога», – мама в панике. Папа медленно влезает в вагон, страшно довольный, что напугал.

Так как отец постоянно был в разъездах, то телеграммы были у нас делом самым обычным; из-за границы он любил посылать русский текст латинскими буквами. Помню телеграмму из Лондона в Кисловодск: tuman, syro, saviduju wam – туман, сыро, завидую вам.

Или лаконичное извещение после концерта: Bonbenerfolg [сногшибательный успех ( нем. )].

В Петербурге у него был даже условный петербургский адрес для телеграфа: С.-Петербург, Фонофас.

St. Petersbourg, Fonofas [Fonofas – обратное чтение фамилии Safonoff]».

Анна Васильевна : «…Помню, как папа взял меня с собой в заграничную поездку; было мне неполных 16 лет (1908). Ехали мы на пароходе до Стокгольма, потом в Копенгаген и затем к маме в Берлин, где она лечилась. Тут папа и стал вычитывать маме все мои промахи: Аня не умеет себя вести и т. д. Мама с некоторым страхом спросила: «Да что же она такое сделала?» Кажется, главное мое прегрешение было то, что, когда мы с папой были у русского посла в Копенгагене, я на его вопрос, учатся ли мои братья в лицее (он был папиным товарищем по лицею), ответила, что мои братья не хотят учиться в привилегированном заведении, что было совершенной правдой.

Тут мама вздохнула с облегчением: «Ну, это еще ничего».

Интересная это была поездка. На пристани меня пришел провожать мальчик, в которого я была влюблена, и принес мне большую коробку конфет. Наутро, выйдя на палубу из каюты, я увидала такую картину: на шезлонге лежит папа с самым небрежным видом, рядом на кончике стула сидит какая-то дама и смотрит на него с подобострастным восхищением, а папа скармливает двум детям, которые мне показались омерзительными, мои драгоценные конфеты.

По дороге из Гельсингфорса в Стокгольм папа познакомился с финским композитором Каянусом (Каянус, Роберт (1856–1933) – финский композитор и дирижер, один из создателей финской национальной музыки. Организовал в 1882 г. первый в Финляндии симф. оркестр и руководил им до 1932 г. Муз[ыкальный] директор (профессор) Университета в Хельсинки (1897–1926). Широко использовал в своих произведениях народные финские мелодии, а в программных сочинениях – сюжеты национального фольклора), очень красивым человеком с золотой бородкой, и сразу объединился с ним за бутылкой коньяку – так они и просидели в каюте до поздней ночи, пока я смотрела в свете белой ночи на розовые шхеры, поросшие редкими соснами, слушая, как волны от парохода разбиваются о гранитные острова. Это было очаровательно.

Под Стокгольмом острова становятся все выше, все в зелени и в пригородных виллах, очень красивые. Поездили мы с папой по городу, были на какой-то выставке, купили маме какой-то подарок, и день закончился обедом в ресторане (первый раз в моей жизни) – с тем же Каянусом – и цирком, где мы смотрели на львов и казачью джигитовку, – стоило, конечно, для этого ехать в Стокгольм.