Алексей Шишов - Государь Петр I – учредитель Российской империи

Более правдивую характеристику царевне Софье для ее времени мог дать, пожалуй, только посторонний человек. Таковым оказался француз Невиль, оказавшийся в Москве под видом польского посланника. Он отозвался о царской дочери так: «Эта принцесса с честолюбием и жаждой властолюбия, нетерпеливая, пылкая, увлекающаяся, с твердостью и храбростью соединяла ум обширный и предприимчивый».

Царевна не отличалась внешней красотой, была тучна, круглолица, обладала, в отличие от ее братьев по матери, крепким здоровьем. Хотя при отцовском дворе соблюдались порядки и обычаи Домостроя, девица Софья открыто завела себе фаворита в лице женатого князя Василия Васильевича Голицына. Она прочила ему завидную судьбу.

В борьбе за власть у царевны Софьи Алексеевны нашлось немного деятельных сторонников. Среди них выделялся лишь князь Иван Андреевич Хованский из рода Гедиминовичей, опора раскольников при царском дворе. Он оказался у Софьи тем преданным человеком, который был готов исполнить ее самые щекотливые поручения.

Московский люд прозвал его за «шумную» деятельность и умение говорить «красное слово» Тараруем. В русской столице имя князя было у всех «на слуху», что свидетельствовало о личной популярности среди горожан этого знатного человека. Ко всему прочему, Хованский-старший породнился с Милославскими, женив своего среднего сына Андрея на сестре Софьи Екатерине Алексеевне.

И во главе лагеря противников Милославских оказалась женщина, мать малолетнего Петра Алексеевича – Наталья Нарышкина. По свидетельству друга ее сына князя Бориса Куракина, вдовая царица была женщиной «доброго темпераменту, токмо не была ни прилежная и не искусная в делах и ума легкого». То есть в истории она не смотрится такой сильной личностью, какой являлась царевна Софья. Но ее и сына поддерживали образованные и способные люди – Артамон Матвеев, Иван Языков, Апраксин, высшие духовные лица.

Когда царь Алексей Тишайший ушел из жизни, Нарышкины и их сторонники обратились к патриарху Иоакиму с предложением обратиться к народу с Красного крыльца Кремлевского дворца с вопросом: «Кому быть царем всея Руси? Царевичу Ивану или царевичу Петру?»

В той непростой ситуации это был, пожалуй, самый верный шаг к разрешению вопроса о престолонаследии. Патриарх, не питавший особых симпатий к Милославским, так и поступил, обратившись к огромной толпе москвичей, толпившихся в Кремле у царского дворца по печальному случаю. Народ в ответ на обращение патриарха достаточно единодушно прокричал: «Петра! Петра! Петра!..»

Так десятилетний Петр I Алексеевич Романов был провозглашен российским самодержцем, царем, обладателем шапки Мономаха. Но перед тем как многотысячная толпа московского люда «выкрикнула Петра на царство», вопрос о престолонаследии был решен на совещании Земского собора, на котором присутствовали члены Боярской думы и патриарх, предложивший избрать на царство кого-либо из двух братьев.

Автор «Гистории о царе Петре Алексеевиче» князь Б.И. Куракин, по близким и свежим воспоминаниям участников того события, пишет следующее: «…Стало быть несогласие, как в боярех, так и площадных: один одного, а другие другова. И по многом несогласии избрали царем царевича Петра Алексеевича».

Об ожесточенности споров на самом высоком уровне свидетельствует такой факт. Приверженцы Петра – князья Борис и Иван Алексеевичи Голицыны и князья Долгорукие, отправляясь в Кремлевский дворец по случаю кончины царя Федора Алексеевича, надели под платье панцыри. Они опасались, что спор с Милославскими дойдет до ножей.

…Казалось бы, все становилось на свои места. Вдовая царица Наталья Кирилловна становилась опекуншей севшего на престол малолетнего сына и временной правительницей государства. Боярин Артамон Матвеев, как и при царе Федоре Алексеевиче, становился первым человеком в правительствующей Боярской думе.

Нарышкины сразу же возвышались, а Милославских ждала неизбежная опала. Если не всех, то многих. Царевне Софье, пусть и не сразу, оставался один-единственный традиционный путь – в монастырь, скорее всего в столичный Новодевичий. Разумеется, там ее ожидала судьба не родовой монахини, но все равно затворницы, лишенной светского образа жизни. Но тут в дела государственные вмешались московские стрельцы.

Полки нового иноземного строя еще не стали основной массой государственного войска. В 1681 году насчитывалось 55 тысяч стрельцов – московских и городовых. Большая часть их квартировала вдали от столицы. Стрелецкие приказы (полки) являлись огнестрельной пехотой. Лишь один полк – «Стремянной» (или «царский»), небольшой по численности, был конным и имел дополнительно на вооружении саадак – лук со стрелами.