Но на сей раз вместо разъяренного тигра на меня взирал совершеннейший Сахар Медович. Я поздоровался. Директриса, кротко улыбаясь, смотрела на меня и не отвечала. Я переминался с ноги на ногу.
– Коленька! – начала она сладчайшим голосом. – Ты, говорят, сочиняешь музыку?
Я продолжал переминаться, решительно не зная, что ответить. На всякий случай я что-то длинно промычал…
– Так ты сочиняешь или не сочиняешь музыку? – так же нежно переспросила она, и я как-то сразу понял, о чем моя мама и докторша разговаривали на кухне.
Виолончель над моей головой начала вдруг быстро подниматься вверх и уменьшаться в размерах, но я вспомнил о «Трех богатырях», и она зависла на месте.
Нужно было срочно поворачивать ситуацию в свою пользу. Я промычал что-то неопределенное.
– Ну так вот, – продолжала директриса, – в следующий четверг, утром, ты должен прийти в директорский класс консерватории к Виссариону Яковлевичу Шебалину.
Виолончель над моей головой вновь начала уменьшаться.
– И ты должен принести ему свои сочинения.
Виолончель остановилась и начала опускаться, ибо я четко сознавал, что с таким сочинением, как «Три богатыря», не смог бы явиться даже к самому себе. Однако очередным мычанием изобразил понимание требуемого, попятился к двери и выскользнул из кабинета. Наконец нашелся способ избавиться от проклятого ящика, который я должен был каждый день с отвращением перепиливать!
Я испытывал великие муки, истекал потом и проклинал несчастную виолончель. Она все эти три дня постоянно менялась в размерах – в зависимости от моих успехов. Наконец мне удалось сочинить шестнадцать тактов Лунной сонаты в до мажоре (а не в до-диез миноре, как у Бетховена). Сочинительство завершилось в среду вечером. Назавтра следовало идти к Шебалину…
Осенью 1942 года я явился в «директорский» класс Московской консерватории, имея в композиторском портфеле шестнадцать тактов Лунной сонаты в до мажоре с русской мелодией в басу. На месте Шебалина я сильно усомнился бы в возможностях двенадцатилетнего абитуриента, но Виссарион Яковлевич разглядел в этих шестнадцати тактах нечто, давшее ему возможность принять меня в свой класс. Прием был завершен диалогом, который я впоследствии часто вспоминал в подходящих случаях. Жаль, что этих случаев было слишком много!
ШЕБАЛИН. Ну вот, мальчик, мы с тобой начнем заниматься… Ты не боишься?
( Я непонимающе таращусь на Виссариона Яковлевича и, на всякий случай, молчу. )
Видишь ли, я обязан тебя кое о чем предупредить. Сейчас ты будешь заниматься со мной в ЦМШ, потом, даст Бог, в консерватории, и все будет хорошо и спокойно. Но когда мы расстанемся, и ты, оставшись один, захочешь писать музыку так, как ты сам считаешь нужным, я повторяю – так, как ты сам считаешь нужным, то ты должен быть готов к тому, что тебя будут упорно и жестоко бить. Поэтому я еще раз спрашиваю – ты не боишься?
Я ( дрожащим от испуга голосом, очень тихо ). Не-е-ет.
ШЕБАЛИН. Ну ладно… ( Обращаясь к одному из учеников. ) Передай мне с полки «Маленькую сюиту» Бородина… Начнем…
Он был суровым педагогом, крайне скупым на похвалы и очень язвительным в отрицательных оценках. Для работ учеников оценок было две: первая – «Это выбросить», вторая – «Это возможно». Была еще третья, самая страшная: «Это музыка из Нарпита». Заработать «Это возможно» было маленьким праздником. Только в тридцать лет я услышал от Виссариона Яковлевича: «Это музыка, я доволен». Позднее он все же нашел, чтó в этом сочинении можно было улучшить.
Для меня Шебалин жив. Часто перед тем, как совершить какой-либо поступок, я думаю – что бы он сказал об этом.
На письменном столе отца (в 40-х он был парторгом большого министерства) обнаруживаю документ нижеследующего содержания и вида:
Протокол общего собрания коллектива Министерства высшего и среднего образования СССР, посвященного Международному женскому дню 8 марта
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Товарищи! Разрешите общее собрание, посвященное Международному женскому дню 8 марта, считать открытым. ( Аплодисменты. ) Слово для выдвижения президиума предоставляется тов. … ( Аплодисменты. )
( Аплодисменты. )
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Разрешите ваши аплодисменты считать за одобрение состава президиума. ( Аплодисменты. ) Прошу членов президиума занять свои места. ( Аплодисменты. ) Слово для выдвижения почетного президиума предоставляется тов. … ( Аплодисменты. )
Читать дальше
. перечитываю вновь и вновь, когда хочу поднять себе настроение... 😁✌️