Виктор Кожемяко - Зоя Космодемьянская. Не бойся, мы умрем

Ну почему Зоя назвалась Таней – давно и широко известно: по имени своей любимой героини Гражданской войны Татьяны Соломахи. Но вдумайтесь как следует в то, что вы прочитали. Я уж не говорю еще об одном грязном кощунстве, относящемся на сей раз к матери Зои. Однако оскорблена-то, по сути, не только она, потерявшая на войне дочь и сына, поседевшая и оглохшая от нервного потрясения при опознании дочери. Оскорблены и многие неназванные матери, тоже приезжавшие к могиле в надежде найти свое пропавшее без вести дитя. Но вы вдумайтесь: того, что описано, просто не могло быть по элементарной логике!

Получается: при первом приезде комиссии и матерей Зою не опознали. И тем не менее вскоре ей присвоили звание Героя Советского Союза. Но кому же присвоили? Бесфамильной Тане? Такого, естественно, не было и не могло быть. Бесфамильным, неизвестным званий и наград не выдавали. Звание Героя Советского Союза было присвоено Зое Анатольевне Космодемьянской (именно ей!) Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 февраля 1942 года. Акт опознания, который я держал в своих руках, будучи в архиве, подписан 4 февраля. Значит, не было уже надобности после этого вторично вскрывать могилу и свозить матерей. Невозможен был никакой спор, а тем более драка, побоище (!) за право стать матерью Героя Советского Союза. Мать уже была установлена. Где же она, логика? Как же можно было не заметить явной нелепости? Нет, скорее всего сознательно «не заметили», потому что нелепость-то выгодная…

Раз уж речь зашла об опознании, скажу немного, как это было на самом деле. Жителям Петрищева, близко видавшим Зою (а таких оказалось немало), показали фотографии нескольких девушек из разведывательно-диверсионной части 9903 под командованием майора Спрогиса, – девушек, пропавших за последнее время без вести. Мария Ивановна Седова и две ее дочери сказали мне: принесли целую стопу комсомольских билетов с фотографиями. И среди них все смотревшие – каждый сам по себе – признали Зою.

Это первое. Второе: на опознание, кроме Любови Тимофеевны, знавшей некоторые интимные приметы дочери, приехала также ближайшая подруга Зои по отряду – Клава Милорадова. Незадолго они вместе были в бане, и какие-то приметы запомнились. Нашлись и характерные предметы одежды.

Но и это еще не все. В 1943 году под Смоленском у убитого немецкого офицера были обнаружены фотографии казни Зои (о том, что ее казнь гитлеровцы фотографировали, писал еще в своем первом очерке Лидов). Так вот, на этих фотографиях, сделанных в разных ракурсах, Зоя узнается совершенно четко и, думается, безошибочно.

Какие мы сегодня

Кстати, свидетелем неожиданного продолжения той истории я стал, приехав в Петрищево. Здесь, в музее, мне показали недавнее письмо из Воронежа от юриста Игоря Юрьевича Дубинкина. К нему от умершего отца, работавшего в саратовской областной газете, попала фотография (не репродукция – подлинник!), на которой воспроизведен еще один, ранее неизвестный ракурс Зоиной казни. Игорь Юрьевич поспешил послать этот уникальный снимок в петрищевский музей, сопроводив искренним, прочувствованным письмом.

О, благодарная человеческая память! Не все мы, к счастью, утратили ее, не все окончательно озверели в эти смутные годы. Есть и настоящие люди среди нас…

Считаю нужным сказать в связи с этим еще об одном эпизоде, связанном с разысканиями вокруг Зои. Елена Сенявская, аспирантка Института истории России, тоже послала в «Аргументы и факты» свое письмо. Дело в том, что некоторые студентки бывшего Московского геологоразведочного института, увидев в 1942 году в «Правде» фотографию казненной Тани, признали в ней свою однокурсницу Лилю Азолину.

У нее с Зоей много общего. Известно, что Лиля осенью 41-го ушла добровольцем в Коммунистический батальон Красной Пресни, что с ней беседовал майор Спрогис – командир Зоиной части. Но в эту часть Лиля почему-то не попала. Была в отряде Иовлева, который действовал в районе Звенигорода. Это примерно в 60 километрах от Петрищева. Где-то там, наверное, и погибла. Однако подруги продолжают поиск. Загоревшаяся их гипотезой, подключилась к ним и 24-летняя аспирантка Лена Сенявская.

Более увлеченного человека, увлеченного и историей Великой Отечественной, по которой она пишет диссертацию (тема – «Духовный облик фронтового поколения»), и личностью Лили Азолиной, пожалуй, трудно представить. Есть тому объяснение: ее отец, в юности – фронтовик, всю войну носил в комсомольском, а затем в партийном билете фото Зои Космодемьянской. Первой любовью его тоже стала девушка, сражавшаяся и погибшая в истребительном батальоне. Ей и Зое он, доктор исторических наук, после войны посвятил свою повесть «Лунная соната».