Юлия Гинзбург - Жан Расин и другие

И все же Анжелика Арно оказалась достаточно сильна волей и верой, чтобы столкнуть монастырскую жизнь с привычного пути. Она обладала даром покорять сердца; и то, что сестры делали на первых порах из любви к аббатисе, стало для них затем внутренним побуждением. Анжелика начала со строгого соблюдения правила общежительства, не допускавшего никакой личной собственности для монахинь. Следующим шагом стало буквальное исполнение обета затворничества, и этот шаг дался Анжелике куда труднее. Ведь для Пор-Рояля главным нарушителем этого закона было ее собственное семейство. И следовательно, от нее требовалось переступить через родственную любовь, дочернее почтение (дело происходит во времена, когда отцовская власть – отнюдь не звук пустой), наконец, соображения иного, более низменного порядка: мэтр Антуан вкладывал в Пор-Рояль, монастырь с очень скудными средствами, немало денег и забот, приглядывая за постройками и угодьями обители.

И вот 25 сентября 1609 года, с наступлением очередных парламентских каникул, Антуан Арно с женой и двумя старшими детьми – Робером Арно д’Андийи и Катриной Леметр, той самой, которую 30 лет спустя будет представлять на крестинах юная Агнеса Расин, – приехал погостить в Пор-Рояль. Ограда оказалась заперта; Анжелика открыла лишь смотровое окошечко в двери и попыталась объяснить отцу свой поступок. Тот не желал ничего слушать, в бешенстве от гнева и оскорбления. Двадцатилетний Робер называл сестру «чудовищем» и «отцеубийцей», мать упрекала ее в неблагодарности. Анжелика оставалась непреклонна; но когда отец, приказав уже кучеру поворачивать назад, заговорил с ней нежно, умоляя лишь не разрушать здоровье неумеренной аскезой, она упала в обморок. Перепуганные и растроганные родители согласились на все.

Возможно, правда, что в подоплеке поведения Анжелики лежали более сложные чувства, чем кажется на первый взгляд. Сохранилось свидетельство о таких ее словах, брошенных во время этой сцены: «Поистине забавно: меня сделали монахиней в девять лет, когда я того не желала, да и не могла желать в таком возрасте; а теперь, когда я этого хочу, они требуют, чтобы я погубила свою душу, не соблюдая монастырского устава. Но я этого не сделаю. Они не спрашивали моего согласия, отдавая меня в монахини; я не стану спрашивать согласия у них, чтобы жить, как подобает монахине, и спасти свою душу». Сколько в этих словах благочестивого рвения, а сколько неизжитой горечи и мирской гордыни?

Но как бы то ни было, этот день действительно стал поворотным в истории Пор-Рояля. Монастырская жизнь своей суровой бедностью, строгим распорядком и, главное, духовным напряжением все ближе подходила к заветам основателей ордена, словно возвращаясь к давнему, изначальному, доренессансному облику и смыслу монашества. У господина Арно денег больше не брали. Многие монахини, Агнеса Арно, перебравшаяся в Пор-Рояль и ставшая здесь коадъютрисой, сама Анжелика часто отправлялись по приказу церковных властей в другие обители, способствуя их преобразованию в духе подлинного благочестия. Так Анжелику послали в пресловутое аббатство Мобюиссон на смену тамошней аббатисе; ей удалось навести порядок, хотя и с большим трудом и не без ропота со стороны монахинь. Их особенно возмущало, что мать Анжелика приняла в монастырь тридцать бедных девушек безо всякого приданого. Возвращаясь в Пор-Рояль, Анжелика взяла этих девушек с собой, несмотря на то, что Пор-Рояль был аббатством куда более скромным, чем Мобюиссон, и его доходы были рассчитаны на 12–13 сестер. В Пор-Рояле вновь прибывших встретили с распростертыми объятиями и делились с ними всем, что имели. Филантропию здесь понимали иначе, чем Венсан де Поль (или позднейшие социальные утопии): бедность почиталась не злом, а благом, ее стремились не уменьшить и смягчить, а разделить. Итак, число монахинь в Пор-Рояле росло; холод и сырость делали его помещения все менее пригодными для жилья. В 1625 году госпожа Арно купила и переоборудовала для монастыря дом в Париже, и Пор-Роялей стало два; тот, что в Шеврёз, называли для отличия Пор-Рояль-в-Полях.

В то время как Людовик XIII во главе своих войск вел осаду крепости Ла Рошель, последнего укрепления гугенотов, монастырь посетила королева-мать, Мария Медичи. «Не хотите ли вы о чем-нибудь меня попросить? – обратилась она к Анжелике. – У меня есть обычай исполнять то, о чем меня просят, когда я впервые вхожу в какой-нибудь монастырь». Просьба у Анжелики нашлась: она желала, чтобы король, вернувшись в Париж, сделал должность аббатисы Пор-Рояля выборной. Желание это было исполнено: с 1630 года настоятельницу стали выбирать на трехлетний срок. Анжелика и ее сестра коадъютриса тут же отказались от своих постов. Впрочем, до конца их дней выбор чаще всего на них же и падал.