Ирина Левенталь - Мой секс

На последний вопрос едва ли кто-то ответит и сейчас. Что касается первых, то с ними оказалось все просто. В первый же день, как я приехала на очередные каникулы к бабушке с дедушкой, Рита, лучшая дачная подружка, затащила меня к себе и, усадив рядом с собой, шепотом, хотя взрослых не было, спросила: дрочишь уже? Я сразу поняла, о чем речь. Если у меня и была мысль отнекаться, будто я ничем таким не занимаюсь и вообще не понимаю, о чем речь, то я мгновенно от нее отказалась. Не потому даже, что не хотела врать, а потому что я в таком случае рисковала лишиться шикарной и волнующей перспективы широкого и откровенного диалога. Оставался, конечно, не нулевой шанс, что меня разыгрывают, но во всех остальных случаях скорее нулевым был шанс на диалог. Я кивнула: ага .

Оказалось, что Рита уже несколько опытнее меня в этом вопросе. Так, то ли ей кто-то сказал, то ли она сама догадалась, что с этой целью можно использовать не только палец, но и окружающие предметы. Например, ручку дивана. Я сильно удивилась, когда она об этом сказала, и выразила недоверие – просто не могла представить себе, как это возможно. В ответ Рита, нимало не стесняясь, уселась на лакированную ручку верхом и стала по ней аккуратно елозить. Я наблюдала за ней несколько минут, и мне захотелось попробовать самой. Вероятно, я бы ни за что не решилась на это, но Рита из уважения к моему смущению стала настаивать: оставалась еще вторая свободная ручка. Не то чтобы ощущения, которые я испытала, были какие-то особенно феерические (руками намного приятнее, да и в присутствии Риты было как-то нелепо стараться довести дело до конца), но сама мысль об открывающихся возможностях кружила голову.

Не нужно думать, будто только подобными вещами мы все лето и занимались. В действительности по большей части это были самые обыкновенные летние детские деревенские занятия: купаться, кататься на велосипедах, съезжать на них на спор с крутой горки (синяки и ссадины, а как же), бадминтон в безветренный вечер, карты в дождливый, страшные истории и немного интриг. Мальчишки, помнится, пытались рыбачить, а мы с девчонками ездили на автобусе к окраине колхозного поля щипать горох. Обо всем об этом можно было бы написать увлекательную книжку для подростков, не сомневаюсь.

Городок не был исключительно дачным, из тех, которые пустеют ближе к зиме и на всю округу остаются три с половиной старушки, – Рита была местная и всех здесь знала. Одна из ее подружек по большому секрету рассказала ей про своего отчима и старшую сестру (мамы в этой семье не было – кажется, умерла), что она видела, как отчим сестре (той было пятнадцать) «там лижет». Рита рассказала мне об этом без осуждения, скорее как пример того, какие еще могут быть варианты и вообще, как они, оказывается, многообразны.

Я действительно никак не могла оценить эту информацию с моральной точки зрения – бог его знает, может, так у них, взрослых, и надо (пятнадцатилетняя сестра была для меня, безусловно, взрослая). Зато с практической стороны она очень меня заинтересовала, и я стала приглядываться к коту, который жил у бабушки с дедушкой. Через несколько дней, выгадав момент, когда их не было дома, я заперла дом изнутри, достала из холодильника банку со сметаной и постаралась пожирнее себя намазать. После чего поймала кота и сунула его носом между ног. Никакого эротического опыта не получилось – было слегка приятно, но в гораздо большей степени, до невозможности, щекотно. Я извивалась ужом и терпела секунд десять, а потом убежала на кухню отмываться. Делиться опытом с Ритой я не стала – гордиться было особенно нечем, и к тому же было понятно, что, коль скоро она не дорожит большими секретами даже своих местных подруг, мои опыты с котом тем более станут достоянием всего города. Излишне говорить, что нам ни на минуту не пришла в голову мысль поэкспериментировать в подобном роде друг с другом – думаю, потому же, почему ни в каких наших разговорах на эти темы еще пока никаким образом не фигурировали мальчики: телу было вполне достаточно себя самого, идея контакта с другим телом в этих целях показалась бы мне тогда идиотской шуткой.

В том, что никакие это все не шутки, я убедилась той же осенью, уже в Петербурге (кажется, тогда уже проголосовали за Собчака и Петербург).

Девяностые были временем возможностей. У кого-то возможности были, у кого-то – у большинства – нет. Мне не повезло. Говоря о возможностях, я имею в виду не только рассекавших по улицам бандитов всех мастей, про которых моя бабушка говорила, что это даже хорошо, что есть бандиты, значит-де, у нас нормальное капиталистическое общество и все будет становиться только лучше (не трудно догадаться, откуда у нее в голове появились подобные суждения, – те же самые opinionmakers сейчас вещают о диктатуре и тоталитаризме; сама бабушка с трудом наскребала на свою гречку). Не только, говорю, бандитов, но и своих нынешних старших друзей – людей, которые вошли в девяностые восемнадцатилетними или около того. Впрочем, боюсь, это тоже не от хорошей жизни – просто-напросто взрослым было настолько не до чего, лишь бы придумать, на что сегодня купить еды, что едва дети переставали требовать ежедневного ухода, на них элементарно не оставалось сил и их предоставляли самим себе. У них были бесконечные тусовки, клубы, феерическая сексуальная раскрепощенность, много самого смелого искусства, никаких обязательств, реки алкоголя и горы разнообразных наркотиков, – все они вспоминают о девяностых как о лучшем времени своей жизни.