Дарья Варденбург: Правило 69 для толстой чайки

– День добрый, – Шевцов вышел из-за стола и пожал Михаилу Петровичу руку.

Свита осталась снаружи и принялась курить, разглядывая нас с Тохой. Мы отвернулись и начали выгребать дохлых мух из щели между рамами, время от времени поглядывая на Шевцова и Михаила Петровича и прислушиваясь к их разговору.

– Через десять дней чемпионат в Петербурге, – сказал Михаил Петрович.

– Через тринадцать, – поправил Шевцов.

– Тренер нужен до зарезу, – продолжил Михаил Петрович.

– Я могу, – ответил Шевцов.

Он выдвинул ящик стола, достал свадебные деньги и отдал Михаилу Петровичу. Тот принялся пересчитывать.

– Ты для другого нужен, – бормотал он, слюнявя купюры. – Хозяйство, бюджет, планирование, отчетность…

Шевцов молча ждал. Закончив считать, Михаил Петрович сунул деньги во внутренний карман пиджака, поглядел на Шевцова и хлопнул его по плечу.

– Чтоб завтра тренер был.

Он провел ладонями по своему пиджаку, словно проверяя, на месте ли деньги, и направился к двери. Проходя мимо нас, Михаил Петрович растянул губы в улыбке и погрозил нам пальцем.

Свита зашевелилась, пропустила Михаила Петровича вперед и двинулась за ним. Они прошли вдоль поляны с флагштоками – пять флагштоков, на одном полощется флаг – и направились к шлагбауму, за которым ждали серые машины. Я обернулся к Шевцову – тот стоял к нам спиной, руки в карманы, и смотрел на старые фотографии, висящие на стене за его столом. Этим снимкам было лет двадцать пять, не меньше, – на них шестнадцатилетний Шевцов со своими друзьями по парусной секции. Тогда дела в яхт-клубе шли явно веселее – на фотографиях полно красивых лодок и улыбчивых людей. Даже Шевцов на этих фотографиях улыбается до ушей. На снимках, сделанных зимой, он с друзьями позирует на фоне буеров – от этих буеров давно ничего не осталось. Я, по крайней мере, ни одного в нашем клубе не видел.

– Скажите Митрофану и Тимуру, что завтра тренировка в девять, – не оборачиваясь, произнес Шевцов.

Прежде чем поехать на тренировку к девяти, я в семь утра совершил взлом и незаконное проникновение. На пару со своей матерью. Накануне вечером мы с ней разработали план, сидя на кухне и поедая диетический творог. Мать уже второй год не оставляет попыток уменьшить мой вес. Чтобы воодушевлять меня примером, она сама каждый понедельник садится на диету, но к пятнице не выдерживает и покупает коробку пирожных «картошка». Вчера была среда, поэтому до «картошки» дело еще не дошло – холодильник оккупировали молочные продукты с нулевой жирностью.

«Лезем через морг», – написал я на салфетке. Мать прочла, подавилась творогом и замотала головой. Прическа у нее была примерно как у Тохи – стриженый газон. Мать состригла волосы неделю назад, а то, что осталось, выкрасила в красный. «Психанула», – сказала она мне, когда пришла домой из парикмахерской.

– В морг – ни за что, – отрезала мать. – Покажи схему.

Я показал схему больницы, которую срисовал из интернета.

– Вот, – ткнула мать пальцем в левое крыло. – Кухня. По крайней мере, я там была, когда ходила за чаем, и помню, как оттуда попасть в ПЖП.

ПЖП – это «патология желчевыводящих путей», хотя лежащие в этом отделении пациенты называют его «полной жопой». В ПЖП лежит наш дед. То есть мой дед и материн отец.

«А как попадем в кухню?» – написал я на салфетке.

Мы взяли с собой отвертки, пассатижи, клещи, молоток, стамеску – словом, все инструменты, какие у нас были. Мать положила их в свою огромную джинсовую сумку с вышитой на ней рыжей лисой и прикрыла сверху дедовыми штанами и футболкой. Я нес толстую тетрадь и пенал с карандашами. Если мы сегодня же утром не принесем ему человеческие штаны, футболку, бумагу и карандаши, он выпрыгнет из окна или придушит лечащего врача, а то и всё вместе – придушит и выпрыгнет! – так прокричал дед вчера вечером матери по телефону. Не то чтобы мы поверили в его угрозу, но мы знали, как он мучается в этом ПЖП, и готовы были принести все что угодно, лишь бы он немного утешился. Приемные часы в больнице начинались с десяти утра, но мы никак не могли появиться там в десять – у меня тренировка, у матери работа в книжном магазине. Наплевать на деда и навестить его вечером, скажете вы? У вас, может быть, пять дедов в запасе, и все отлично себя чувствуют, а у нас только один, который вот-вот отдаст концы, и ради него мы готовы ломать замок на двери больничной кухни.