Юрий Лебедев - Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I

Но это – рассказы. А вот жизнь. Сидим мы с Генкой на процессах (курс «Процессы и аппараты химической технологии»), и Генка достает логарифмическую линейку, на которой написано «Нью-Йорк-сити колледж». Естественно, спрашиваю: «Откуда она у тебя?». Он что-то мычит неопределенное. Понятно, что от Жоржа! А теперь прикинь – я ведь читать умею! На доске ветеранов войны: Жорж с 1939 года рядовой в Советской Армии. Да и сам он рассказывал, что к Кузьминых он попал в 1951 году. А где он был все эти годы? А тут – линейка с надписью…

Знаменитый акцент.

Я однажды спросил Жоржа: «Жорж Абрамович, а почему у Вас такой акцент? Столько лет Вы живете здесь…» И он мне ответил: «Ты знаешь, Жора, дело в том, что мне «на ухо наступил медведь». Вот у Гейби через пару лет после приезда не было никакого акцента – говорил абсолютно чисто! У него был хороший музыкальный слух. А у меня нет музыкального слуха совершенно…» [92] По свидетельству Г.И. Коваля «Дед мой, по слухам, в царские времена вроде как по какой-то службе (в армии?) профессионально играл на трубе в оркестре. Отца поющим ни разу не слышал и на инструментах играющим не видел. Про Ж.А. точно знаю – полное отсутствие слуха, хотя иногда и даже редко очень он что-нибудь негромко мурлыкал, вроде как напевал». Связано ли это с акцентом? Вот что говорит Г.И. Коваль: «Мой дед и отец тоже в отличие от Ж.А. были крайне немногословны, ну, как я, например, на первом курсе в отличие от меня сейчас. Что-то рассказывать длительно они вообще никогда не пытались. Разговор строился короткими фразами из вопросов и ответов по необходимости. Логических рассуждений и литературных отступлений в их речи не встречалось. Говорили оба медлительно, будто подбирая слова. Дед имел обыкновенный белорусский акцент или говор, говорил правильно и писал грамотно. Отец, так тот и вообще имел хохлатский говор, так как русскому учился в тракторной бригаде, где были Вернигоры да Коровники, Савенки да Бусловские с Лазоревыми, все выходцы с Украины или казаки (фамилии привожу настоящие). Говорил тоже медленно, действительно подбирая слова, иногда их смешно коверкал, но фразы строил правильно. Английского акцента, как у Ж.А., в речи отца, пожалуй, не было. Украинского больше».

О национализме и расизме в Америке. Причина отъезда.

Мне рассказывал Жорж о том, что его сильно поразило в военном лагере в Штатах, где он проходил подготовку перед отправкой в Ок-Ридж. И я понимаю его, уже прожившего несколько лет в СССР. В американском военном лагере негры жили отдельно от «белых» военнослужащих, за колючей проволокой, и служили они только как «обслуга» белых – повара, уборщики… Это – расизм, омерзительный для Жоржа. А вообще-то, как мне кажется, в Америке в 20–30 годах был ещё «нормальный национализм» с отторжением и евреев, и итальянцев и немцев, и вообще всех «чужих». Но этот «нормальный национализм» подогревался тамошней пропагандой и создавал тяжёлую атмосферу для «чужаков». Особенно это почувствовалось во время кризиса. А семейство Ковалей там и было и ощущало себя чужаками. И это побуждало их уехать. А тут ещё советская пропаганда – мол, в Советской России уничтожены все гонители и эксплуататоры. Да ещё евреям дают землю! Просто воплощение мечты – еврейский социализм! Этим они и купились. Ну, а на деле социализм оказался для всех одинаковый и хлебали его полной ложкой все – русские, армяне, евреи, колхозники, рабочие и вся «трудовая интеллигенция»…

16.03.Н. И. Харитонов во время интервью 08.10.13. [93] Источник фото: Архив автора. Фото Ю.А. Лебедева.

Беседа была согласована заранее и состоялась в новом корпусе РХТУ, в кабинете проректора по АХО и зав. каф. ОХТ В. Н. Грунского.

Ю. Л. Как ты познакомился с Жоржем?

Н. Х. На кафедру ОХТ меня привёл Сущёв, который, будучи на год старше, уже занимался научной работой у Изабеллы Эммануиловны Фурмер. А с Жоржем Абрамовичем меня познакомил Георгий Гайкович Каграманов – в просторечии Жора, – который изучал под руководством Коваля массопередачу в колонне с провальными тарелками. «Агитация» Жоры была коротка и убедительна: «Пойдем, я познакомлю тебя с замечательным человеком, известным чуть ли не на весь мир разведчиком!!!»… Это, напоминаю, 1970 год. И теперь, когда я слышу, что о Жорже-разведчике никто тогда ничего не знал – это полная чепуха! Тогда уже кое-что знали, и на кафедре часто старались спровоцировать Ж. А. на откровенные разговоры о его прошлом. Но не тут-то было…