Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

Алексей Пурин. Почтовый голубь.

СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга, 000 «Журнал „Звезда“», 2015

В книге собраны, как сообщает аннотация, лучшие стихи за четыре десятилетия литературной работы, и Пурин предстаёт перед нами прекрасным – можно сказать, идеальным поэтом, безупречно пишущим в классической традиции и всецело обращенным к мировой, главным образом к античной культуре, – о чём говорят многочисленные упоминания и намёки. Несомненно, стихотворный разбег Пурин берёт от Кушнера: он опирается не на сам сюжет, а на собственное восприятие сюжета; в стихах много инверсий, однородных определений-дополнений, случается и перенос фразы с одной строки на другую. Но Кушнер в поэтике Пурина прёодолён: от пристального внимания к повседневным мелочам, от активного диалога с широким читателем, от общежитейских тем автор уходит глубоко в свой мир – и заодно к читателю рафинированному, высокоинтеллектуальному. Пожалуй, многие стихи Пурина можно назвать даже «слишком культурными». Читать сразу всю книгу от начала и до конца – непросто; требуются паузы, – хотя в ней найдёшь и довольно прозрачные по смыслу стихи, взращённые «школой гармонической точности» и серебряным веком; но все они насыщены «современным» воздухом, кое-где в них проступают и дружеская ирония и юмор – как, например, в цикле «армейских» стихов «Евразия», – но даже и в этом цикле выскакивают упрямые ассоциации: «Безрадостна любовь по переписке – синий / остывший пульс чернил, газетный монолог, – / как если бы не ты, не я, какой-то Плиний / вдали от Рима свой оттачивает слог».

Пурин заражает. Раз прочитав, хочется возвращаться к его стихам снова и снова: он гармонизирует, упорядочивает, просветляет жизнь, да и попросту поднимает настроение. С ним не страшно жить – и не страшно умирать; его стихи соединяют века и устремляются к будущему.

Катя Капович. Другое.

М.: Воймега, 2015

У Кати Капович слышны голоса то Державина, то Пушкина, то Фета, то Блока… И вместе с тем она остаётся поэтом «эмигрантским», впитавшим в себя настроения и мироощущения далёких предшественников: скажем, Георгия Адамовича, Владислава Ходасевича, Георгия Иванова… «Так совершенно ничего,/так абсолютно ни к чему/ ем, засыпаю, зрю кино – / полтинник вот перемахну», «Часом раньше, часом позже все умрём…», – не близко ли всё это по настроению к таким стихам, как «Без отдыха дни и недели…», «Играю в карты, пью вино…», «Мне весна ничего не сказала…»?

Конечно, главное у Капович – то, что она, переплавляя опыт золотого и серебряного века, выстраивает свою собственную поэтическую линию, картину мира, говорит своим голосом. Усталость, разочарованность, безнадёжность живёт на всех страницах сборника; от мира поэт не ждёт ничего нового: люди в нём словно слепцы Брейгеля и профаном оказывается даже грамотей, учащий правильно жить других – пока ему не «полоснёт по глазам» восхваляемая им «капля лазоревой краски». Да, она пишет: «Свет на небе отлимонной корки,/жизнь спешит, сухой песочек в колбе, / вверх плывут кораблики-моторки, / а вокруг всё небеса-задворки», – но насколько лексически богата её речь, и сколько стихов в книге! – и то и другое ведь совершенно несовместимо с усталостью и разочарованностью, – зато совместимо с неизбывным творческим подъёмом, с любовью к жизни – любовью радостной и горькой, с готовностью отвечать жизни «да!», воспевать прошлое, настоящее и с надеждой заглядывать в будущее. «Говорят, в России говорят по-русски / от зари и до зари» – разве в этих намеренно простоватых, наивных словах – опустошённость? Нет – любовь, а без неё нет поэзии.