Николай Иванов - Кремлевское дело

Коли заикнулся, должен, надо полагать, обнародовать эти в высшей степени любопытные материалы, которые кроме него, Ярина, Голика да Лукьянова никто в глаза не видел. Со своей стороны предполагаем, что существование таких «документов» – не плод фантазии Медведева, что действительно существуют эти сфабрикованные умельцами с Лубянки фальшивки, но ими по каким-то причинам так и не воспользовались. Нам представляется, что Прокуратура России обязана проверить и эту фантастическую версию, дать юридическую оценку провокационной возне и тем самым пресечь, наконец, дальнейшую компрометацию Ельцина и Яковлева. Мы этого требуем.

А пока Рой Медведев продолжает поиски покровителей.

Кто следующий?

Так и хочется сказать: полноте! Господа и товарищи, журналисты и писатели, юристы и политики! Неужели никому даже не приходит в голову одна немудрёная мысль, что люди могут просто работать, вовсе не исполняя при этом приказаний каких-то покровителей, что человек, делающий своё дело, хорошо или плохо, профессионально или нет – уже другой вопрос, в соответствии с собственным представлением о долге и чести, воспринимается уже как белая ворона? Печально, но факт: в общественном сознании уже не укладывается, как можно работать без взяток и мзды, холопства и покровительства, вымогательства и обмана. Многочисленные, до сих пор не прекращающиеся поиски покровителей следственной группы – как раз из области деформированной общественной нравственности, которую мы 70 с лишним лет называли социалистической моралью.

В ночь с 18 на 19 августа 1991 года почти трёхсотмиллионный народ великой страны спал, как ни в чём не бывало. Никто, конечно, не предполагал, что день грядущий сулит новую точку отсчёта в нашей истории. Даже самые прозорливые политики не в состоянии были предсказать, что 19 августа 1991 года станет последним днём горбачёвской перестройки. Развязка исторической драмы неумолимо приближалась. Могла быть иной режиссура, и исполнители подобраться другие, суть, однако, всё равно сводилась к одному – конец тлеющей перестройке. И тем не менее, несмотря на психологическую адаптацию общественного мнения к возможному взрыву, к попытке изменения курса на демократизацию нашей жизни, мы не предполагали, что всё это произойдёт в такой неинтеллигентной форме. А момент путчисты выбрали, кажется, весьма подходящий. Заканчивались парламентские каникулы, во всю шла уборка урожая, на нулевой отметке стояла стрелка барометра политической активности населения и, наконец, Горбачёв готовился к долгожданному событию – подписанию Союзного договора. С наступлением политического затишья появилось свободное время, которое мы использовали, начав писать эту книгу. Работали каждый у себя дома, практически никуда не выходя: до начала осенней сессии парламента нужно было закончить черновой вариант. В ту памятную ночь часа в два я уже отправился спать. Не помогали ни кофе, ни сигареты, видимо, сказывалась усталость от восьмилетней ожесточённой борьбы с красной мафией, в течение которой не было ни одного отпуска.

Утром 19 августа без десяти семь меня разбудила жена. Чувствовалось, что-то случилось. На мой полусонный вопросительный взгляд она ответила: «В стране введено чрезвычайное положение». Оказывается, только что звонила моя помощница по депутатским делам Надежда Черноротова. Всё это не укладывалось как-то сразу в сознании. Хотя трезвомыслящие демократы уже давно были подготовлены к возможности переворота правых, но, тем не менее, трудно было поверить, что за день до подписания Союзного договора они осмелятся пойти на столь отчаянный шаг. Однако факт свершился.

Мигом исчезли остатки сна, и я стал прикидывать возможные варианты дальнейшего развития событий. Например, такой: Горбачёв молчаливо одобрил идею введения чрезвычайного положения и, как всегда, отдавая грязную работу другим, сам пока остался в тени. Поскольку проведение государственного переворота рассчитано прежде всего на молниеносность, то буквально в считанные дни станет ясно, кто победил и кто проиграл. В случае успеха путчистов Горбачёв возвращается из Фороса в Москву и въезжает в Кремль на красном коммунистическом коне, продолжая руководство партией и государством в режиме чрезвычайного положения. Или: путч проваливается, непосредственные участники с подписи того же Горбачёва арестовываются, а главари – Лукьянов, может быть, Крючков расстреливаются, чтобы навсегда, как в случае с Берией, похоронить очередную кремлёвскую тайну о государственном перевороте. Сам же Горбачёв опять-таки въедет в Кремль на белом демократическом коне, пытаясь сохранить режим личной власти в новых условиях.