Николай Иванов - Кремлевское дело

К началу 1984 г. группа уже чётко определилась в приоритетах, методике и тактике следствия. Мы считали практику массовых репрессий безнравственной, поэтому главную задачу видели в разоблачении организаторов, верхнего звена мафиози и освобождении от уголовной ответственности тысяч и тысяч «стрелочников». На первом этапе наше внимание занимали две основные персоны: первый секретарь обкома партии Каримов и министр внутренних дел Эргашев. Спасая обоих подопечных от ответственности, республиканские руководители с почётом проводили на пенсию Эргашева, а Каримова перевели в Ташкент на должность заместителя министра мелиорации и водного хозяйства. Оба продолжали оставаться членами местного ЦК и депутатами Верховного Совета. Московское начальство торопило нас завершить расследование и слышать не хотело о привлечении к уголовной ответственности двух высокопоставленных мздоимцев. Поэтому мы действовали крайне осторожно, без излишней огласки и не ставили своё руководство в известность о выявлении всё новых и новых фактов преступной деятельности этих лиц. Кстати, рядовые сотрудники КГБ потихоньку от своего начальства также помогали нам, чем могли. К июню 1984 г. уже были установлены эпизоды получения Каримовым взяток на сумму в полмиллиона рублей, Эргашевым – на 380 тысяч, а также иные их злоупотребления. Это позволило официально поставить вопрос об их ответственности и перед руководством Прокуратуры СССР, и перед партийными органами, без согласования с которыми принять решение в данном случае было невозможно.

Кому-то может показаться, что раз собраны доказательства, всё остальное просто. Далеко не так. Пришлось перепробовать несколько комбинаций, играя на противоборстве соперничающих мафиозных кланов, прежде чем дело сдвинулось. Черненко, лично рассматривавший вопрос, дал согласие на арест Каримова. Это был очень важный прецедент – за несколько десятилетий первый случай привлечения к уголовной ответственности партийного руководителя столь высокого ранга. Впрочем, ещё никому не удавалось собрать такого количества веских доказательств в отношении неприкасаемого прежде партийного босса. Это сегодня, когда КПСС распалась и власть, как нас убеждают, находится в руках демократов, взятками в полмиллиона уже никого не удивишь. А девять лет назад в Кремле посчитали, что нехорошо брать так много. Так что санкция Черненко вовсе не означала, что он решил действовать более радикально, нежели Андропов. Это было, скорее, исключение из правил, ибо во всех остальных случаях, где затрагивались интересы верхушки, Черненко был непоколебим. Он, например, всячески тормозил расследование дела Щёлокова. Экс-министр внутренних дел много знал, и его разоблачения могли бы иметь самые серьёзные последствия. Но Щёлоков молчал вплоть до самоубийства.

Поскольку сам Черненко дал согласие на арест Каримова, руководство КГБ проявило завидное рвение. Для организации акции в Ташкент были направлены три полковника с Лубянки, выделены большие силы и средства для задержания Каримова, проведения обысков, этапирования. 11 августа 1984 г. Каримов был задержан в г. Карши, доставлен в Ташкент, а позднее – в Москву в Лефортовскую тюрьму. В этом следственном изоляторе союзного КГБ он и содержался до мая 1987 г ., пока Верховный суд СССР не вынес ему приговор.

А что же Эргашев? Черненко не решал его судьбу, вопрос о нём обсуждался на более низком уровне, поэтому не следовало и суетиться. Равнодушно взирали полковники из Москвы на то, как Эргашева последовательно доводили до самоубийства, а когда это произошло (Эргашев застрелился 15 августа 1984 г. уже при наличии санкции на его арест), благополучно отбыли домой.

«Стратегическая линия, выработанная на XXVI съезде, последующих Пленумах ЦК КПСС при деятельном участии Юрия Владимировича Андропова и Константина Устиновича Черненко, была и остаётся неизменной». – Так говорил соратникам 11 марта 1985 года человек, на плечи которого история возложила тяжёлое бремя поднять страну на реформы. Предшественники Горбачёва, стоявшие одной ногой в могиле, могли себе позволить кардинально ничего не менять. У нового руководителя такой возможности уже не было. Он находился в расцвете сил и прекрасно понимал, что страна приближается к пропасти и трудно предугадать последствия катастрофы, в том числе и для личной власти, если не остановить дальнейшее загнивание больного организма, не выправить положение дел. Так что, произнося в тот день на Пленуме ЦК привычные заклинания, он, надо полагать, лукавил, поскольку уже сделал свой выбор…