Дмитрий Лисейцев - Царь Борис Годунов

Ситуация оставалась неопределенной и после избрания Бориса Годунова царем. Даже через неделю после этого, около 1 марта 1598 г., в столице продолжали еще подавать челобитные на имя вдовы царя Фёдора, царицы-инокини Александры Фёдоровны. Грамоты об избрании Бориса Фёдоровича на престол с призывом молиться за нового монарха и членов его семьи стали рассылать по городам только 15 марта. Боярство по-прежнему было крайне недовольно принятием царского титула Борисом Фёдоровичем. Как писал шведский дипломат Пётр Петрей, неоднократно бывавший в Москве в начале XVII века, «многие возненавидели его… Но не нашлось никого, кто бы осмелился укусить эту лису. Многие отрубили бы ему голову, но никто не осмеливался взяться за топор». Неудивительно поэтому, что в подобной атмосфере новоизбранный царь опасался переезжать в Кремль: после своего избрания он еще более двух месяцев прожил в Новодевичьем монастыре. В кремлевские палаты царь Борис перебрался лишь через две недели после Пасхи, 30 апреля 1598 г. Правда, ничто не мешало ему управлять страной из монастырской кельи. Первая известная нам грамота о наделении поместьем служилого человека от лица царя Бориса Фёдоровича датирована 16 марта. 19 марта он поставил наконец точку в затянувшемся местническом споре между смоленскими и псковскими воеводами: князь Трубецкой был поставлен выше князя Голицына, а князьям Голицыным было отдано предпочтение перед Буйносовыми-Ростовскими. В дальнейшем царь Борис будет умело использовать местнические конфликты между боярами для внесения разлада в их среду. На другой день, 20 марта, он отдал первые распоряжения о назначении воевод в города. В марте же из Москвы были отправлены люди для приведения к присяге населения Новгорода Великого, Пскова и Смоленска (надо полагать, что и в прочие города тоже).

Тем не менее то, что избранный на престол государь, вместо того чтобы переехать в официальную резиденцию русских царей, продолжает прятаться в монастыре (да еще и в женском), производило странное впечатление. Добавим к этому и странную в той политической ситуации задержку с венчанием на царство: до венчания Борис не был еще царем в полном смысле слова, оставаясь государем избранным, но не венчанным. Царское венчание в XVI–XVII вв. исполняло функции современной нам инаугурации, с которой Борис Годунов, как ни странно, не торопился. Надо полагать, что такое удивительное промедление с официальным венчанием на царство было связано с нестабильной внутриполитической ситуацией. Исправить положение смогли бы какие-нибудь внешнеполитические осложнения, на фоне которых внутренние дрязги должны были отступить на задний план. Спасение пришло из Крыма.

1 апреля (как ни иронично это звучит для современного человека) в Москве была получена весть о том, что в Дикой степи казаки взяли в плен татарина, который на допросе заявил, что «крымский царь Казы-Гирей збираетца со многими людьми, да к нему же прислал турский царь янычар 7000 человек; а идет крымский царь на государевы украины часа того». Весть о вражеском нападении оказалась как нельзя более к месту: Борис Годунов, опасаясь препятствий своей коронации со стороны бояр, мог теперь, не теряя лица, отложить венчание на царство ввиду того, что держава находилась в великой опасности. Более того – отсрочка венчания выглядела теперь не как проявление слабости и неуверенности, а как благородное решение государственного мужа, для которого интересы державы стоят превыше личных мотивов. Вопрос о своем венчании на царство Борис Годунов поставил в зависимость от исхода противостояния с крымским ханом: было заявлено, что царский венец Борис Фёдорович примет лишь при условии, если Бог явно продемонстрирует ему свою милость, даровав одоление недруга.

Был объявлен сбор полков (некоторые источники называют фантастическую цифру численности собравшегося воинства – до 500 тысяч человек). 7 мая, прожив в Кремле всего неделю, Борис Годунов во главе войска выступил в поход против «своего государева недруга» – хана Гази-Гирея II. Через четыре дня, 11 мая, царская рать стала лагерем на реке Оке под Серпуховом. И лишь спустя месяц, в июне 1598 г., стало очевидно, что никакого татарского набега на Русь не состоится. Годунов написал в Москву Патриарху Иову, на попечение которого была оставлена столица и царская семья, что крымский хан, узнав о смерти царя Фёдора, «о том порадовался и был в великом собранье и хотел идти со всеми своими ратями прямо к Москве». Однако вскоре царь узнал от русских пленных, «что мы с Божиею помощию со всеми своими ратями… пришли на Берег с великим собранием и хотим против его стоять на прямое дело и ожидаем прихода его». Это, по словам Годунова, заставило хана отказаться от прежнего намерения: «Поход свой отставил и на наши украйны не пошел». Ситуация была представлена в выгодном для новоизбранного царя свете – крымский хан, готовый уже идти войной на Москву, узнав, что против него выступил сам Борис Фёдорович, пришел «в мир, и в кротость, и боязньство».