Василий Титовец - Край золотоискателей и романтиков, или Короткие истории о самом загадочном месте на Земле

На Гастелло я газет много выписывал, стоили они копейки. Кстати, я почитаю, а потом и вся общага после меня их еще перечитает. Кто-нибудь в комнату зайдет, увидит свежую прессу: «Дай почитать?» – «Бери, мне не жалко». Однажды на глаза мне попалась любопытная статья. В ней рассказывалось, что во времена Гражданской войны белые в одном из поселков расстреляли трех активистов. Среди них был комсомолец, молодой якут. Через много лет местные власти решили достойно перезахоронить героев. Когда раскопали вечную мерзлоту, расстрелянные были, словно их только что похоронили. Пролежали в вечной мерзлоте, не подвергшись тлению. А рассказ в статье ведется от лица старой якутки. Она была подругой этого погибшего комсомольца. Как известно, речь у якутов специфическая: как погонщик на оленях едет, что видит, то поет. Вот и эта старая якутка в статье словно рассуждает сама с собой: «Тебе-то хорошо, ты еще совсем молодой. А я уже состарилась, вся в морщинах». Статья эта мне хорошо запомнилась.

Тяга к чтению не ограничивалась только газетами. В поселке была довольно приличная библиотека. Я в нее записался и брал художественную литературу. На отдельных стеллажах стояли десятки томов В.И. Ленина, Карла Маркса и Ф. Энгельса. Не помню уж, под какое настроение, но мне пришла идея изучить «Капитал» Карла Маркса. Взял 1-й том, чем немало удивил библиотекаршу, и начал бодро изучать. Но постепенно в процессе чтения стали попадаться непонятные термины и выражения. Объяснить их было некому. Поэтому мой запал быстро иссяк. На том и закончилось мое знакомство с трудами классиков марксизма-ленинизма.

Многие старожилы на Колыме в своем домашнем хозяйстве имели теплицы для выращивания овощей и даже арбузов. Умельцы к первомайским праздникам уже снимали первый урожай.

Теплицы отапливались углем. Почву удобряли навозом из соседнего совхоза. Однажды меня командировали привезти этого навоза-коровяка. Дорога к совхозу пролегала через Кулинский перевал. Раньше я не раз слышал рассказы опытных водителей о серьезной опасности подобных перевалов. Дорога словно одной стороной прижата к отвесной стене, с другой стороны – резкий обрыв. Дорога вьется по серпантину, делая резкие повороты один за другим. Когда подъехали к перевалу, я кожей ощутил реальную опасность. В машине со мной в совхоз ехала еще женщина с ребенком. Она предусмотрительно у перевала вышла из машины, и они с сыном отправились вниз пешком. Я, понятное дело, очковал, но ехать надо. Собрал волю в кулак, начал спуск. Зная, что переключать передачи во время спуска или подъема нежелательно, я включил первую передачу и благополучно спустился с перевала.

Приехали в совхоз. Пока машину загружали, я отправился обозреть поселок. Совхоз этот специализировался на разведении оленей. Мне их довелось видеть впервые. Животные низкорослые, мордочки добродушные, глаза огромные, ресницами хлоп-хлоп. Губы мягкие, бархатистые. Чистое умиление. Ждут, чтобы кто-нибудь их хлебушком с солью угостил, любят полакомиться.

Возвращаясь домой, на перевале я уже чувствовал себя более уверенно. Но попутчица с сыном все же поднималась на перевал пешком. Успешно преодолев высоту, дальше мы ехали спокойно и добрались домой вовремя.

Здания в поселке отапливались котельной. Специфика теплоснабжения на Севере в том, что теплотрассы в землю не закапывают, как на материке. Там же вечная мерзлота, толку-то закапывать. Тундру не обогреешь. Поэтому теплотрассы проходили между домов, между бараков над поверхностью земли. Делали специальные деревянные короба, туда укладывали трубы, засыпали опилками. В случае ремонта или аварии на теплотрассе короб ломали и устраняли неисправность. Затем его восстанавливали и вновь засыпали опилками. Брали опилки на пилораме в зоне.

Зона строгого режима располагалась недалеко от Омчака. За характерные полоски на одежде работяги между собой называли тамошних заключенных полосатиками. Как в песне: «И вот теперь мы – те же самые зэка – Зэка Васильев и Петров зэка».

Эта исправительная колония находилась в распадке среди сопок. Место словно специально выбрано: обзор во все стороны на несколько десятков метров. Сопки кольцом окружили лагерь.

Заключенные в лагере, кроме того, что пилили лес, шили рукавицы, утеплительные капоты на машины, фуфайки. Зеки на бартер делали ручки, браслеты, зажигалки.

Подъехал к зоне. Машину загоняешь в своеобразный предбанник. Ворота закрылись, и оказываешься, как в клетке: решетки впереди, сзади и даже сверху. Охранники все нерусские. Заезжаешь – машину капитально обшмонают, нет ли чего запрещенного, выезжаешь – все опилки проткнут специальными пиками, не спрятался ли кто.